Kak_chitat_Platona_Professorskaya

Тем не менее, при взгляде через оптику XX века это различие может показаться маловажным: можно упорно считать главным то обстоятельство, что при обеих основных установках всё равно практикуется ограничительный подход к распространению знания. На это стоит ответить, что односторонняя оптика XX века не может иметь обязывающего значения для оценки Платона. Наше современное убеждение в желательности неограниченного распространения любых научных исследований и любых знаний исторически утвердилось лишь в XVII веке и в последовавшую за ним эпоху Просвещения и веры в прогресс. Седьмое письмо, напротив, считает передачу устной философии Платона всем без разбору нецелесообразной (341е 1-2). Согласие с точкой зрения, выраженной в критике письма (Федр 275е 1-3), здесь очевидно. Было бы совершенно неисторичным приписывать Платону выбор в пользу принципиальной публичности, характерной для нового времени. Но если эта установка отпадает, то тем важнее становится различие между двумя формами «ограничительной» передачи знания. А если учесть, какое значение в философии Платона имеет свободное, определяющееся разумом решение, то придётся незамедлительно признать фундаментальное значение и за различием между эсотерикой и охранением тайны.

Глава двадцать седьмая

ПЛАТОНОВСКОЕ ПОНЯТИЕ ФИЛОСОФИИ И НАЗНАЧЕНИЕ ДИАЛОГОВ

Тенденция любой ценой приспосабливать Платона к привычкам современного мышления не обошла стороной и его понятие философии. Немалому числу интерпретаторов хотелось обнаружить у него инфинитизм¹³⁹, возникший в недрах немецкого романтического движения. Философия по Платону оказывается тогда бесконечным «нахождением-на-пути» мышления, непрестанным стремлением и поиском, который, однако, никогда не достигает конечной цели; философ, со своей стороны, не может утверждать ничего такого, что он тотчас же не поставил бы под вопрос; в соответствии с этим, философские положения всегда носят предварительный характер, а философская истина всегда является истиной по требованию.

Сегодня, в первую очередь благодаря систематическим и историческим работам Ханса Кремера и Карла Альберта, мы знаем, что это представление ни в коей мере не соответствует платоновскому понятию философии (Kramer, 1982; 1988. S. 583-621; Albert, 1989).

Повсюду в произведениях Платона диалектика представляется не утопически-нереальным видением иного, сверхчеловеческого способа познания, но реальной возможностью, проходимым путём, ведущим к достижимой цели. Достигнув цели и «конца странствия», душа находит отдохновение от трудов, сопряжённых с исканиями (ср. Государство 532е). Целью является идея блага, доступная познанию человеческого нуса¹⁴⁰, подобно тому, как её аналог из области чувственного — солнце — доступен зрению человеческого глаза (Государство 516Ь, 517Ьс). Познание принципов принадлежит бшу, а среди людей — тому, кто близок с богом, т. е. философу (Тимей 53d). Таким образом, в процессе познания принципов и идей совершается «уподобление 6oiy», являющееся одновременно онтологической и этической целью человека (ср. Государство 500с, 613Ь, Теэтет 176Ь, Федр 253Ь, Тимей 90d, Законы 716с). Знание же идей — это прочное знание (Стотт]рт|), оно «связывает» правильное убеждение основаниями, делая его устойчивым (Менон 98а) и тем самым ограждая от непрерывного оспаривания и переформулирования. Правда, уподобление богу не снимает онтологического различия между человеком и богом. Но состоит это различие не в том, что человек якобы не может достичь подлинного познания идей и принципа — о достижении цели говорят, помимо прочих, «Пир» (210е), «Федр» (249с), «Федон» (107Ь) — а в том, что он может лишь временно удерживаться в этом познании, составляющем сущность бога, постоянно возвращаясь к занятию несущественным. Поэтому Эрос и воплощает сущность философии: хотя он и достигает того, к чему стремится, однако достигнутое вновь ускользает от него (Пир 203е)¹⁴¹.

Философская речь никогда не может избежать опасности ошибочного понимания; диалоги полны соответствующими примерами. Ничего не поделаешь — к познанию идей невозможно вынудить. Ведь объекты познания очень неравноценны: бестелесное, будучи «наиболее прекрасным и значительным», обладает более высоким онтологическим достоинством, но и познаётся труднее (Политик 285d 10-286b 2). В самой области бестелесного равным образом существуют различия в достоинстве (Государство 485Ь 6), причём трудность познания, как показывает притча о пещере, возрастает в зависимости от онтологической близости к вершине (Государство 515с 4-517Ь 7). И чем ближе мысль подходит к трудному познанию принципов, тем меньше она может положиться на свободную коммуникацию. А уж письменное сочинение никогда не достигает той степени «ясности и достоверности» познания, которая так необходима диалектику именно в области познания принципов

(«ехаО-