Как читать романы как профессор. Изящное исследование самой популярной литературной формы

В последующих главах достаточно вольно используются произведения Франца Кафки; они же в свое время служили источником для «Жизни и времени Михаэла К.» (1983). Всякий, даже весьма поверхностно знакомый с Кафкой, заметит его пристрастие к букве «К» в связи с его героями, а особенно Йозефом К. из «Процесса». Понятно, что Кутзее наслаждается постмодернистскими интертекстуальными играми, но для него они не просто забава или случайность; в его игре есть серьезность и метод. Пожалуй, никакое другое место нельзя назвать столь же кафкианским, как Южную Африку времен апартеида, с произвольными правилами и наказаниями, повсеместным гнетом и жестокостью. Кутзее создает еще более мрачный мир, где вместо расового подхода главным символом бесчеловечности становятся гражданская война и концентрационные лагеря. Михаэл К. – жертва биологии, умственно отсталый, да к тому же и с отметиной – заячьей губой. Он идет, чтобы вернуть прах своей матери на ее родину, на пути его подстерегают всяческие опасности и угрозы, его грабит солдат. Место, найденное им, кажется спасительным, но потом его все-таки находят и арестовывают по подозрению в содействии повстанцам, которых он даже не знает, – и это подлинно кафкианский момент. Повествование пересыпано аллюзиями на Кафку, там фигурирует даже телефонный звонок «в Замок», но его силу и этику творит Кутзее, как и последующий побег и освобождение Михаэла. Редко Кафка – я даже не могу вспомнить ни одного примера – разрешает своим героям сделать открытие, которое ведет к полному счастью. Такое использование более ранних текстов для размышлений о жизни общества или моральных изысканий типично для Кутзее. Он никогда не попадает в рабство к намерениям других.

Что еще он может сделать? Ввести женскую точку зрения в самое мужское повествование английской литературы, «Робинзона Крузо»? Его «Мистер Фо» помещает героиню, Сьюзан Бартон, на остров Крузо, и она обнаруживает, что там все не совсем так, как описал Даниель Дефо (отсюда и «Фо» в заглавии). Пятница, естественно, африканец, а не почти европеец, как в оригинале, и не произносит ни слова, потому что ему отрезали язык, но кто сотворил это ужасное дело, так и остается неизвестным. Крузо умирает на обратном пути, и только потому, что Сьюзан все время пристает с просьбами к автору, его история рассказывается, хотя и в искаженной форме. Нечего и говорить, что роман превращает приключенческую эпопею в размышления о расе, поле, последствиях колониализма, то есть о том, о чем Дефо не имел ни малейшего представления. Он напоминает нам и о своих источниках. Все необходимое для своих книг Дефо, как правило, заимствовал у реальных прототипов: из историй жизни знаменитых преступниц, возможно, и печально известной Мэри Карлтон, которая даже опубликовала автобиографию в годы своей преступной деятельности. В отличие от Карлтон, закончившей свои дни на виселице, его Молль раскаивается и получает прощение, хотя ее торжественные заявления об исправлении и угрызениях совести убеждают и увлекают куда меньше ее же рассказов о плохом поведении. Для «Робинзона Крузо» он воспользовался знаменитой в то время историей спасения Александра Селкирка, прожившего четыре года на необитаемом острове; о ней рассказывалось в нескольких вымышленных «автобиографиях» и беседе со знаменитым журналистом Ричардом Стилом. У кого же еще заимствовать, как не у человека, умело перерабатывающего источники?

Итак, романисты заимствуют из других повествований. Мы это поняли. Из романов, воспоминаний, писем, рассказов всех сортов. Проверьте. Иногда эти повествования на самом деле старые. Старше чем письмо. Старше чем все остальное. Американский романист Джон Барт показал, что заимствовать он может откуда угодно, но предпочитает «Тысячу и одну ночь». Тоже вариант. Там же истории на все случаи жизни. И плюс, для Барта по-настоящему интересная история та, где о своей жизни рассказывает Шехерезада, которая представляется ему своего рода романисткой, человеком, по прихоти судьбы вынужденным бесконечно рассказывать сказки. Хорошая модель для романиста. В «Химере» (1972) он сплетает воедино рассказы своей героини, гения сказок на ночь, ее сестры Дуньязады, Персея, Беллерофона и еще одной фигуры, по-видимому воплощающей самого автора в виде джинна. В «Последнем путешествии некоего морехода» (The Last Voyage of Somebody the Sailor, 1991) мы почти уверены, кого увидим. Понятно, что когда наш современник Саймон Белер падает за борт у побережья Шри-Ланки, то, пробудившись, оказывается в древнем Багдаде, да еще и соревнуется с Синдбадом-мореходом, мастером бесконечных рассказов. Барта всегда очаровывают другие рассказчики и старинная литература, и это ведет его в глубь времени, к великим историям, а от них – к великим мифам. Но вот что важно: для него это личный опыт. Брат-близнец, жизнь в Мэриленде, служба моряком, преподавание английского, работа с издателями и редакторами помогают ему сформироваться; это же делают круг его чтения, его пристрастия и интересы.