Наступает огромное облегчение – не только для меня, но и для всей нашей команды.
Но в апреле Карл признается мне, что Батист позвонил ему и сказал, что сожалеет о сказанном. Карл приглашает его сняться в фильме Дома
В 2011 году Батист участвует в «
До последнего вдоха Карл просил меня ничего не сообщать о его состоянии здоровья Батисту. Тот интересовался, конечно, но я был нем как могила.
Более деликатный Брэд ничего не просит, зато в ресторанах заказывает все самое дорогое. Мало-помалу я понимаю, что Батист шпионит за Карлом для России, куда уж в нашем деле без руки Москвы. Отношения Карла и Батиста стали шахматной партией, которая разыгрывается у всех на виду. Карл побеждает, но все мы понимаем, что Батист продолжит действовать и после шаха и мата. В последние годы было очевидно, что Карл забавлялся им. В глубине души я верю, что Лагерфельда тянет именно к таким мальчикам. Они почему-то делают его счастливым – а это, на мой взгляд, и есть самое важное. Мы с Карлом часто говорили о Жаке де Башере, умершем 20 лет назад. Сидим в кафе «Сенекье», в Сен-Тропе, и он рассказывает мне о его безумствах и о его образованности. Он признается, что в ту пору, когда Жак, как и многие другие, умер от СПИДа, сам Лагерфельд уцелел чудом. Он часто говорил мне, что в де Башере было что-то от мрачного денди-манипулятора. Говорил, что очень любил его, рассказывал об их разгульной жизни, о парижских кутежах, праздниках, о клане Сен-Лорана и клане Лагерфельда и как за то, чтобы принадлежать к ним, сражались все сливки столицы… И о тяжелых моментах, сопровождавших болезнь Жака. О том, что тот ежедневно выпивал бутылку коньяка или виски, чтобы хоть как-то унять боль. Об ужасе его последних дней.
И вот в окружении Карла возникает Джейк. Это очень красивый англичанин, темноволосый, элегантный. Он отлично воспитан, у него прекрасные манеры. По своему интеллектуальному багажу европеец Джейк очень отличается от американца Брэда. Я беру его с собой к Хемису в Испанию, где он вызывает всеобщее восхищение. Джейк держит с Карлом некоторую дистанцию и надолго останется в его круге. Я отлично ладил с ним, а Карл ценил его присутствие. С ним было спокойно и приятно.
Последняя прямая
Летом 2018 года, где-то ближе к 14 июля, после показа от-кутюр и перед тем, как вернуться в Париж на фотосессию, мы – как обычно – находимся в Раматюэле. В январе врачам удалось справиться с болезнью и остановить ее развитие. На вид Карл вполне бодренький, но он использует катетер на одной и той же руке, и она сильно распухла. Это одна из побочек. Карл стыдится и ничего об этом не говорит.
По этому поводу мне вспоминается одна история. Однажды в Биаррице все ждут, когда Карл будет готов к отъезду. Сторож Патрик, бывший военный, отчасти похожий на моряка Попая[61]
, – в боевой готовности. Карл, как водится, собрал все вещи еще в 4 или 5 утра, а потом оставил их для нас на 2-м этаже, а сам ненадолго прилег. Патрик торопливо поднимается за багажом, но, ошибившись дверью, открывает ту, что ведет непосредственно в ванную Карла. И там оказывается лицом к лицу с ним – с растрепанными и распущенными выбеленными волосами, в длинной ночной рубашке, – сидящим на унитазе. Иногда по утрам его всклокоченный силуэт можно увидеть в окнах, но все всегда помалкивают. Патрик спускается, по его лицу вполне понятно, что только что произошло. Он говорит мне: «О-ля-ля, ты не представляешь, что со мной случилось, вот это я встрял!» С высоты своих 25 лет я даю ему совет: «Не вздумай извиняться. Сделай вид, что ничего не было». Естественно, Патрик, трясясь от страха и чувствуя свою вину, не слушает меня – на кону его чаевые.«Месье, мне правда очень жаль, что так случилось».
Эх, Патрик, зря ты меня не послушал.
Карл выкидывает его.