Как дела, дорогой Карл? Откровенные мемуары телохранителя Карла Лагерфельда

В то лето 2018 года меня беспокоит отек на руке у Карла. Он даже уже до лица поднялся и становится заметным. Лагерфельду трудно надевать пиджаки, особенно пролезать в правый рукав. Он начинает волноваться и говорит мне об этом. С некоторого времени он носит более свободные пиджаки. И даже перешел на кардиганы – они еще удобнее. Моя подружка Л. живет с нами на вилле в Раматюэле. В воскресенье 13 июля состоится матч Кубка мира по футболу, и французы выйдут в финал. Карла это не особо интересует, но забавляет: у него есть идея эскиза на эту тему для немецкого журнала Sep. Возвращение в Париж намечено на вторник 15 июля. В день матча Кубка мира, в 9 вечера, мы ужинаем вдвоем, а потом, примерно в 10.30 или 11, идем в кафе «Сенекье» в порту Сен-Тропе. В тот вечер я замечаю, что его шея отекла еще больше. Он не может застегнуть воротничок. Я не тревожу его по этому поводу, потому что просто хочу, чтобы он был счастлив. Звоню профессору Аббу, и он, после того как описываю отеки Карла, сразу же грешит на катетер. Он требует, чтобы Карл проконсультировался с ним завтра же, не откладывая, но не высказывает других опасений, хотя обычно очень пессимистичен. В Париже Карл должен возобновить иммунотерапию, начатую в январе. Она сотворила чудо.

Я объясняю Карлу, что необходимо вернуться. 15 июля я планировал поехать в Марокко – потренироваться и заняться кайтсерфингом. Это была моя разрядка перед долгим летом в Раматюэле на вилле № 16. Карл, понимая, что мне придется перенести свою поездку, предлагает отложить историю с катетером. Это, безусловно, лишь предлог для того, чтобы не оказываться вновь лицом к лицу с неотложной медицинской проблемой. Я, разумеется, отказываюсь. Аббу обо всем договорился, нас ждут в клинике Бизе в Париже. Шупетт и ее камеристка тоже возвращаются с нами. Все проходит хорошо.

Итак, я отменяю Марокко, а Карл уезжает работать в Дом Chanel. Он благодарит меня за расторопность и извиняется за то, что сорвал мои тренировки. Он подсказывает позвонить Жану-Франсуа, агенту, организующему частные перелеты, и узнать, сколько будет стоить сгонять туда-обратно на маленьком самолете. Карл, кстати, очень неприхотлив в полете. Он всегда спокоен и пьет только легкую колу и воду. Со временем я упростил бортовое меню. Инициатива моя, но ничего экстравагантного – просто подайте курицу с рисом. Стюардессы, впрочем, всегда немного ворчат, если им приходится делать что-то вне стандартного минимума. Но даже когда мы летаем на больших самолетах, нас всего двое и с нами легко управиться. Иногда Карл просит немного черной икры, но это бывает очень редко.

Когда я звоню Жану-Франсуа, то говорю, что хочу самый крошечный самолет до Марокко и оплачу его сам, хотя знаю, что это дьявольски дорого. Сколько лет я бронирую частные самолеты для Карла! Любой другой на моем месте воспользовался бы этим, чтобы получать комиссионные. А я просто добалтывался о самых низких ценах, а Карл оплачивал сам.

Параллельно Мехди, еще один из моих друзей, тоже авиационный агент, который уже выручал нас с вертолетом для Карла, сообщает мне тариф на маленький частный самолет. В глубине души я знаю, что Карл оплатит мне полет в Марокко, – ну так пусть хоть сэкономит. Поэтому я жестко веду переговоры, торгуюсь и надеюсь, что он ничего не узнает. Сравнивая тарифы, предложенные Жаном-Франсуа (он постоянный агент Карла), с теми, что озвучил мой кореш Мехди, я с ужасом понимаю, что все это время мы летали по прайсу, завышенному процентов на 30 точно…

В самолете, что я забронировал, 4 места, поэтому звоню своим корешам и предлагаю сопровождать меня. Это Рашид, или Краб, и Амедин – его я зову Морэ, это «братишка» по-цыгански. На месте мы встречаем Бриса Фараджи[62], с которым Карл уже пересекался. Я отправляю Карлу фотографии, и он счастлив видеть меня с братишками в Марокко. Он уже объяснял мне, что у него было все, он все попробовал и все видел – любую роскошь, тачки, самолеты, красивые места… он уже все это прожил. Теперь ему хочется, чтобы этим воспользовались любимые им люди, его протеже: Брэд и его сын Хадсон, Батист – и я.