Как государство богатеет… Путеводитель по исторической социологии

Этот вывод Тилли весьма благоприятен для России, поскольку показывает, что демократия – это вовсе не какое-то уникальное западноевропейское сочетание обстоятельств, непригодное к воспроизводству в иной среде. И этот вывод одновременно неблагоприятен для сторонников экспорта демократии (вроде людей из команды Джорджа Буша младшего), поскольку показывает, что по стандартной схеме ее не сварганишь. К демократии должен подвести исторический путь страны.

Французский путь

То, что к демократии могут вести разные пути, обычно признается наукой. Но вот в чем Тилли подчеркивает свое «особое мнение», так это в признании важнейшей роли народной борьбы. Восстания, революции, широкое давление снизу иногда рассматриваются специалистами как помеха демократизации, как обстоятельство, вносящее хаос и порождающее кровь. Тилли же утверждает, что без борьбы нигде в Европе после 1650 года демократия не рождалась на свет. Другое дело, что постепенно произошел переход от жестоких расправ низов над верхами к таким цивилизованным формам протеста, как митинги, демонстрации, забастовки [Там же: 46–47].

Тилли начинает свой анализ с 1650 года, поскольку считает, что в тот момент еще «не существовало ни одного национального режима, который можно было считать демократическим» [Там же: 105]. Зародыш демократии мог быть среди олигархии купеческих городов и в крестьянских общинах, но не в государствах.

С 1653 года французский политический режим становится все более авторитарным. «Корона весьма преуспела в разоружении потенциальной оппозиции, наращивая свои возможности принуждения и регулируя изъятие ресурсов у подданных» [Там же: 163]. Но бесконечно изымать и растрачивать ресурсы невозможно. К концу XVIII века французская монархия оказалась истощена долгами, коррупцией и неспособностью осуществить реформы. Вновь возникла оппозиция. А за ней пришла революция.

Раньше у нас считалось, что революция приносит демократию. Но это неверно. Серьезное изучение хода революционных событий во Франции показывает, что демократии после падения монархии больше не стало. Скорее, дела ухудшились, режим якобинцев стал предельно жестоким и репрессивным. Поэтому в наше время многие полагают, что лишь подавление революции приносит демократию. По мнению Тилли, и это неверно. Демократию порождает борьба. То есть, если вы хотите, чтобы эта борьба не шла постоянно, вам надо договариваться с противниками. Не прошло и ста лет с момента первой революции, как Франция решила эту проблему. С 1870 года возврата от республики к монархиям и империям уже не было.

«Опыт Франции решительно противоречит обычным объяснениям демократизации и дедемократизации, – отмечает Тилли в другой своей книге с лаконичным названием «Демократия». – Он категорически опровергает представления о демократизации как о постепенном, продуманном и необратимом процессе, как о готовом наборе политических изобретений, которые народ просто применяет там и тогда, где и когда он к этому готов. Напротив, опыт Франции демонстрирует, что необходимы борьба и толчок как для построения демократии, так и для отхода от нее» [Тилли 2007: 51]. В общем, надо сначала ввязаться в битву за демократию, а там посмотрим, сказал бы, наверное, какой-нибудь демократ, желающий перефразировать Наполеона.

Британский путь

В Британии, на первый взгляд, дела обстояли похожим образом. Тилли весьма критически замечает: «несмотря на то, что британцы всегда гордились своей способностью к компромиссам и урегулированиям, демократизация на Британских островах, как и повсюду, была результатом ожесточенной борьбы» [Тилли 2010: 219]. Движение к демократии началось в XVII веке с конфликтов, еще более жестких, чем те, которые в дореволюционную эпоху были во Франции.

С одной стороны, Славная революция 1688 года способствовала установлению новых институтов (правил игры), при которых собственность была защищена лучше, чем раньше, и бизнес получил возможность для развития. В конечном счете это развитие обеспечило технический переворот и промышленную революцию. Но демократической ту систему, которая установилась в XVIII веке, назвать было нельзя. Правом голоса обладало лишь ничтожное меньшинство населения, а католики страдали от притеснений со стороны господствующей англиканской церкви.

Борьба католиков за свои права положила, согласно мнению Тилли, начало демократизации. А после эмансипации католиков в борьбу вступили широкие массы населения, лишенные права голоса. Новой революции, однако, не случилось. Логика утвердившейся в Британии парламентской борьбы привела к тому, что некоторые парламентарии оказались склонны вступать в альянсы с народными лидерами для того, чтобы противодействовать влиянию конкурирующих фракций. А это, в свою очередь, способствовало тому, что элиты стали идти на уступки массовым низовым движениям. В частности, Британия была первой европейской страной, в которой оказались легализованы некоторые формы забастовочной активности. Она обогнала Францию в этом деле на сорок лет [Тилли 2019: 224].