Как государство богатеет… Путеводитель по исторической социологии

По мнению Шанина, мир не превратится в универсальную советскую Россию, но он не превратится и в универсальный Техас [Там же: 17]. Автор книги о русской революции, которую многие в 1980-х годах еще считали образцом для будущих революций по всему миру, настаивает на большем принятии разнообразия, сложности и противоречивости человеческого мира. С его точки зрения, исследуемая им революция не копировала ни Великую французскую революцию, ни революции 1848 года. Ключевые события 1905–1907 годов и тем более 1917–1922 годов во многом определялись специфическими чертами российской истории, а также конкретными действиями исторических акторов. Большое внимание Шанин уделяет формированию взглядов Петра Столыпина, Льва Троцкого, Владимира Ленина, демонстрируя, как эти яркие люди отходили при формировании своей практической политики от стандартных воззрений, определяемых социальной средой или доминирующей научной теорией [Там же: 366–469].

Заканчивает свою книгу Шанин словами «Пока существует выбор, есть надежда» [Там же: 484]. Эта фраза, наверное, идеально отражает методологию исследователя. Ленин выбрал не тот путь, что предписывал ему классический марксизм, и победил. У нас же, в свою очередь, есть шанс победить ленинизм и весь порожденный им последующий ужас, поскольку не железные законы истории сотворили власть КПСС и КГБ, а в основном умелое использование тех возможностей, которые имелись у большевиков в конкретной исторической ситуации. И четкий анализ этой ситуации, на мой взгляд, является главной научной заслугой Шанина.

Согласно классическому марксизму, сознательный пролетариат совершает свою пролетарскую революцию, понимая, что ему нечего терять, кроме своих цепей. Шанин же показал, что в России опорой большевиков в 1917 году стали, скорее, молодые рабочие, недавно приехавшие из деревни. Многие из них во время революции 1905–1907 годов еще жили, по всей видимости, на селе и готовы были крушить все вокруг, демонстрируя, скорее, не знание железных законов истории, а склонность к русскому бунту, бессмысленному и беспощадному. Женщины и особенно влиятельные в сельской общине старики сдерживали порой этот безумный напор молодежи. Но когда бунтовщики оказались в городе, сдерживающая их сила исчезла. Нормы жизни стали совершенно иными. На смену традиционным ценностям пришли ценности, проповедуемые разного рода пропагандистами [Там же: 300–301].

В 1912–1914 годах, пишет Шанин, «обозначился раскол между старыми профсоюзными активистами, поддерживавшими в главном меньшевиков, и молодыми людьми, которые во время первой революции были детьми и подростками (причем это часто были сельские мигранты, только что приехавшие из деревни). Молодые мужчины в большинстве своем поддерживали большевиков и эсеров. Именно благодаря их поддержке большевики сумели упрочить свое влияние на петербургских заводах и фабриках в 1912–1917 годах, что стало решающим фактором в событиях рокового 1917 года. Можно по-разному гадать о причинах этого влияния, однако важно отметить, что опыт поражения и разочарований 1905 года, массовая безработица 1906–1910 годов и зрелище неудачных попыток социалистов удержать свое организационное влияние в период „спада“ мало значили для этой группы. Они жаждали бросить открытый вызов политике „малых дел“ и связанным с ней настроениям» [Там же: 302].

В этом анализе революции переплелись и многолетний интерес Шанина к анализу крестьянской среды, и увлечение исследованием того, как меняются представления общества со сменой поколений. На мой взгляд, именно хорошее знание крестьянства помогло Шанину понять суть так называемой пролетарской революции, поскольку совершили ее именно люди с крестьянской ментальностью, лишившиеся сдерживающих «скреп» сельской общины. Ленин и Троцкий, конечно, направляли революцию, понимая, что делать ее надо совсем не так, как полагали Энгельс и Каутский. Но никакой большевистский авангард не справился бы со столь сложной задачей, если бы в его распоряжении не оказалось в 1917 году достаточного числа «квазипролетариев» для совершения «квазипролетарского» переворота.

Две разные революции

Но как же революция в деревне, может спросить оппонент? Там ведь крестьянство тоже немало кровавых дел натворило, однако община сохранялась и мудрые старики, казалось бы, должны были сдерживать напор молодежи.