Моему сыну Уиллу четыре года, и он крикун. Если ему не нравится, что предлагается на ужин, он устраивает скандал. Последний раз у нас была курица. Уилл показал на тарелку и начал орать. Обычно я сердилась и просила его замолчать. Но в этот раз я сказала:
– О нет! Ты расстроился! Ты хотел макароны с сыром, а получил курицу.
– Макароны с сыром!
– Тебе и правда хочется макарон с сыром! – я постучала по столу.
Он тоже постучал и повторил:
– Макароны с сыром! Макароны с сыром!
Я запела:
– О, макароны с сыром, я хочу, чтобы вы росли на дереве и падали мне прямо в рот! Иначе мое сердце превратится в лед!
Я разыграла маленький спектакль, изображая чувства моего сына.
Бешенство Уилла улеглось, он больше не кричал. Он посмотрел на еду, выставленную на столе, и решил, что может взять немного картошки с сыром и пару морковных палочек. После того как он все умял, он съел еще и курицу. Я ничего не сказала!
Временами Питер испытывал трудности с устной речью и очень расстраивался. Чтобы произнести что-то, ему требовалось время.
На прошлой неделе он пришел из школы весь в слезах. Всхлипывал, пытаясь что-то сказать. Мне очень хотелось закричать на него: «ЧТО СЛУЧИЛОСЬ? ПРОСТО СКАЖИ МНЕ!» Конечно, он бы еще больше расстроился, и это еще больше затормозило бы его речь.
Я решила попробовать записать все, что говорит Питер. Я записывала буквально каждое слово: «Учительница… сказала… кто… быстрее… уберет… выиграет… приз. Но… меня… она… остановила… чтобы… я подал… ей… журнал… по… природоведению. Это… несправедливо… Из-за… нее… я… проиграл!»
Пока Питер рассказывал эту историю, он несколько раз просил, чтобы я прочитала ему записи.
Он слушал с большим удовлетворением. Кризис прошел.
Я воспитательница в детском саду. Однажды мы не смогли, как обычно, выйти на улицу, потому что шел дождь. (Если вы не живете в Калифорнии, вам не понять, какое это редкое явление!)
Джонни устроил истерику:
– Хочу на улицу!
Я ответила:
– Знаю, что тебе очень хочется выйти.
– Хочу на улицу!
– Держу пари, ты хочешь, чтобы дождь перестал!
– На улицу!
Мы зашли в тупик.
– Давайте выйдем на улицу и посмотрим, закончился ли дождь, – предложила я.
Мы вышли – дождь все еще лил. Я сжала кулак, погрозила небу и сказала:
– Ты, дождь! Ты испортил Джонни настроение.
Потом я повернулась к Джонни:
– Видишь, все еще дождь. Давайте пойдем в группу и поиграем в боулинг.
Джонни это не понравилось, но он стал намного спокойнее. Он присоединился к товарищам и играл с ними.
К вечеру у Дастина наступала сенсорная перегрузка. Движение отвлекало его от неприятных ощущений, поэтому он испытывал серьезный дискомфорт, когда приходилось неподвижно лежать в кровати. Он жаловался, что простыня натирает ему ноги, что ему больно глотать. Подозреваю, что у него покалывало в кончиках пальцев, потому что днем я ему подстригла ногти.
Перед тем как отправиться спать, Дастин раз пять почистил зубы – вероятно, его преследовал неприятный запах во рту.
Мы проделали наши обычные процедуры перед сном: я постучала ему по спине ребром ладони, почесала и слегка пощипала. Он кричал – ему это не нравилось. И я не могла придумать, чем ему помочь.
Дастин спросил меня:
– Можно я скажу плохое слово?
Я ответила:
– Да, ты можешь сказать столько слов, сколько хочешь.
Он начал вопить.
Я спросила:
– Можно, я буду вопить вместе с тобой?
Он очень удивился, но кивнул. Я завопила вместе с ним, проклиная ужасные ощущения, которые мой сын испытывал в своем теле. Это несправедливо! Я закричала:
– ЭТО НЕСПРАВЕДЛИВО! – Именно так Дастин говорил мне раньше.
И тогда произошло чудо. Я увидела его лицо. Он вздохнул с облегчением, обнял меня так сильно, как только мог, и сказал:
– Я так сильно люблю тебя, мамочка!
Мы обнимали друг друга и плакали. Это был поворотный момент. Через несколько минут Дастин уже смог заснуть.
Одна из (многих) проблем воспитания детей, устроенных иначе, заключается в том, чтобы разгадать, чего от них ожидать и что для них будет