Читаем Как говорить правильно: Заметки о культуре русской речи полностью

В одной из заметок уже говорилось о том, что самым главным и самым сильным источником обогащения речи была и остается область словесных значений, все новые и новые возможности которых реализуются все новыми и новыми соединениями слов. Вспомним замечательную по глубине и простоте мысль Пушкина: разум неистощим в соображении понятий, как язык неистощим в соединении слов[32]. По-видимому, речетворчество, как правило, выражается в обновлении связей уже существующих и хорошо «освоенных» слов; несомненно, преувеличено речетворческое влияние так называемых новых слов, создаваемых писателями и поэтами. И разве на создании новых слов держатся своеобразные речевые стили Пушкина, Лермонтова, Гончарова, Тургенева, Чехова, М. Горького, Блока, Фета, Куприна, Бунина, А. Толстого, Шолохова, Паустовского, Леонова, Чуковского?

Но каждому большому писателю и поэту свойственно обновление связей между словами, а вместе с этим — обновление словесных значений. Не нужно думать, что обновление словесных значений всегда получает явное, открытое выражение — в виде неожиданных эпитетов, метафор и сравнений, неизвестных резких поворотов смысла высказываний и их частей. Это тоже бывает. Вспомним, как необычен и ярок каскад обновленных словесных значений в стихах Маяковского (кстати, он шел от увлечения образованием новых слов в юности к очень скромному использованию собственных неологизмов в зрелую пору творчества) . Однако не менее часто писатели избирают иной путь — ненавязчивого, бережного, как будто даже мало заметного «сдвига» словесных значений, создаваемого дальними связями слов. Разве не так построено стихотворение Пушкина «Я вас любил...»? »

Я вас любил: любовь еще, быть может,В душе моей угасла не совсем;Но пусть она вас больше не тревожит;Я не хочу печалить вас ничем.Я вас любил безмолвно, безнадежно,То робостью, то ревностью томим;Я вас любил так искренно, так нежно,Как дай вам бог любимой быть другим.

Вот истинная сила поэтического слова: оно предельно просто, доступно, понятно! И вместе с тем — оно ново. Никому до Пушкина (может быть, и после него) не удавалось в русской литературе говорить о любви столь бережно, столь человечно, столь трогательно-красиво. Каждому читателю кажется, что и он мог бы найти те же слова и так же соединить их. Но не сумел. Конечно, пушкинские образцы речетворчества не могут восприниматься как единственно возможные. История русской литературы знает немало иных, которые еще раз убеждают в том, что главное, определяющее направление художественного речетворчества обусловлено умелым использованием литераторами значений слова и скрытых в этих значениях возможностей.

Раскройте, читатель, томик Паустовского или Шолохова. И внимательно всмотритесь, вдумайтесь в то, как живет и чем тревожит, берет за сердце то сдержанно-скромное, то щедро расцвеченное слово. И вы очень скоро увидите, почувствуете, поймете: нет, не индивидуальными словоизобретениями и даже не обилием непринужденно-просторечной лексики самобытна и сильна речь писателей. Она самобытна и сильна сложной и богатой системой значений, переливами смысловых тонов, оживляемых разумом и сердцем художника.

А если так, значит, и наша обыкновенная речь (учителей и рабочих, инженеров и врачей, ученых и журналистов) будет тем богаче, тем выразительнее, тем действеннее, чем меньше в ней будет стершихся от времени и употребления словесных сцеплений, чем больше мы введем в нее наших, нами созданных, нашим умом и чувством обновленных словосочетаний и высказываний.

Примелькавшиеся же, многократно использованные — да еще по-канцелярски сделанные — соединения слов вроде остановлюсь на вопросе, наблюдается рост (урожайности, подписки на газеты, активности слушателей, посещаемости и т. д.), приобретает широкий размах, включается в борьбу за (качество изделий, хорошее обслуживание покупателей, высокую успеваемость, передовые методы. труда, скоростные плавки металла и т. д.), проходит красной нитью, встречаются в этом вопросе трудности — такие соединения слов обедняют речь. И разве не яснее и не энергичнее подписка растет вместо наблюдается рост подписки? А разве не лучше движение ширится, чем движение приобретает широкий размах? И, может быть, улучшает качество, обслуживание и т. д. лучше, чем включается в борьбу за качество, за хорошее обслуживание?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Агония и возрождение романтизма
Агония и возрождение романтизма

Романтизм в русской литературе, вопреки тезисам школьной программы, – явление, которое вовсе не исчерпывается художественными опытами начала XIX века. Михаил Вайскопф – израильский славист и автор исследования «Влюбленный демиург», послужившего итоговым стимулом для этой книги, – видит в романтике непреходящую основу русской культуры, ее гибельный и вместе с тем живительный метафизический опыт. Его новая книга охватывает столетний период с конца романтического золотого века в 1840-х до 1940-х годов, когда катастрофы XX века оборвали жизни и литературные судьбы последних русских романтиков в широком диапазоне от Булгакова до Мандельштама. Первая часть работы сфокусирована на анализе литературной ситуации первой половины XIX столетия, вторая посвящена творчеству Афанасия Фета, третья изучает различные модификации романтизма в предсоветские и советские годы, а четвертая предлагает по-новому посмотреть на довоенное творчество Владимира Набокова. Приложением к книге служит «Пропащая грамота» – семь небольших рассказов и стилизаций, написанных автором.

Михаил Яковлевич Вайскопф

Языкознание, иностранные языки