Как я изобретал мир

Здесь кончалась любая дорога, и мне было непонятно, как наш провожатый сможет ориентироваться в густом лесу, который нам теперь было необходимо пересечь. Формация почвы следующего участка пути была весьма своеобразной. Нам вновь предстояло преодолеть мощные тянущиеся с востока на запад волнообразные горы высотой примерно семьсот футов. Их южные склоны были покрыты великолепными деревьями, в основном дубами, каштанами и орехом, кроны которых образовывали настоящую крышу, так что лианы и другие вьющиеся растения не могли тут развиваться. Размер деревьев был невероятный. Никогда прежде естественный процесс роста здесь не подвергался влиянию человека, и старые, засохшие гиганты стояли рядом с пышно зеленеющими деревьями, в то время как более молодые были закрыты от солнца поваленными во время грозы на землю огромными стволами.

Нередко стоило больших усилий обойти подобный древесный труп, перекрывавший дорогу, поскольку крона и корни на его концах образовывали настоящие дебри. Некоторые из поваленных стволов были такими толстыми, что всадник мог заглянуть через них, только сидя на коне. Но, к счастью, чаще всего они располагались достаточно высоко, так что мы могли проехать под ними на лошадях.

Совершенно другая картина представилась нам, когда мы перебрались через вершину одного такого горного хребта и должны были вновь спуститься по его северному склону. Здесь мощи солнца не хватало, чтобы просушить землю. Весь склон, несмотря на крутизну, был болотистым, так что копыта лошадей то и дело увязали в мягком грунте, и мы часто были вынуждены спешиваться и помогать нашим лошадям. Тут бурно разрослись вьющиеся растения, из-за которых нам приходилось делать большие крюки. Мы искали места, где из-за высокой влажности не росли вьющиеся растения, но которые покрывали похожие на тростник растения, по высоте превосходившие конного всадника. В одном месте земля была такой покатой, что лошади больше не могли продвигаться вперед. Я должен был снова поразиться находчивости русских: они выискивали особенно отвесные и скользкие места и осторожно спускали по ним лошадей на канатах, привязанных к их хвостам, а мы в это время беспрепятственно соскальзывали вниз.

На следующем подъеме я обнаружил, что хвост кавказских горных лошадей играет еще одну важную роль во время трудных переходов в горах. На особо крутые вершины мы взбирались пешком, чтобы поберечь уже достаточно утомленных лошадей, которые должны были привезти нас к цели до захода солнца, и вскоре я понял, что силы мои на исходе.

В таком положении мне вдруг пришло в голову схватиться за хвост лошади, бодро карабкавшейся рядом со мной по каменистой тропе. Ей это не показалось новым: она удвоила усилия, и я без труда достиг гребня горы, где меня встретил офицер с одобряющим возгласом: «Истинно кавказская манера!» Когда я обернулся на идущих следом товарищей, то к своему удивлению обнаружил, что все они без исключения повисли на хвостах своих лошадей.

На закате мы наконец-то достигли узких скальных ворот, образующих вход в настоящую природную крепость Цебельду. Когда мы прошли их, перед глазами предстало такое величественное и прекрасное зрелище, что в первые мгновения оно буквально подавило меня. В ярком сиянии заходящего солнца перед нами возлежал громадный Эльбрус, покрытый уходящей глубоко вниз шапкой снега. Справа и слева от него виднелся ряд других снежных вершин, которые переходили по правой стороне в длинную горную цепь. Глубоко под нами раскинулась скалистая речная долина, частично освещенная солнцем, отделявшая подножье Эльбруса, чей отвесный, лишенный деревьев склон круто низвергался к ней широким фронтом без видимых перерывов. Этот вид напомнил мне облик освещенной солнцем цепи Верхних Альп в Гриндельвальде, только в центре него возвышался такой огромный Эльбрус, словно две горы Юнгфрау водрузили друг на друга.

Насладившись удивительным и несравненно прекрасным видом, мы пересекли достаточно широкую равнину, расстилавшуюся перед нами и сохранившую аул цебельдинцев, покинувших его год назад. Было нелегко продвигаться вперед по равнине, густо заросшей репейником высотой в человеческий рост, и находить дорогу к аулу. Нас очень выручил путь, проложенный медведем через кустарник.

То, что это был он, можно было заключить по разбросанным повсюду косточкам лавровишни, которая является излюбленным лакомством обитающих здесь медведей. Деревянные дома большого аула стояли нетронутыми с тех пор, как обитатели покинули их год назад; были видны только небольшие разрушения, которые учинили медведи, бродившие в поисках пропитания.

Разместившись, мы сначала постарались придать себе человеческий вид. После того как мы пробивались сквозь густые заросли репейников, сделавших бывшие сады аула почти непроходимыми, каждый дюйм нашей одежды и наши бороды покрылись репьями так, что мы походили скорее на бурых медведей, нежели на людей. Выдергивание репьев было исключительно утомительным и иногда болезненным делом.