Как я изобретал мир

После освежающего сна наш проводник исследовал в покинутом месте обитания старую медную шахту, объявленную им непригодной для разработки, но, даже будь она богата рудой, ее расположение здесь все равно сделало бы невозможным размещение любого горнодобывающего предприятия. Тем временем мы с братом Отто вовсю наслаждались подавляющим величием и возвышенной красотой окрестностей. В свете утреннего солнца гораздо лучше, чем вечером, была видна дикая раздвоенность обращенной к нам стороны Эльбруса с его снежными полями и ледниками; сверкающие на солнце линии водных потоков, низвергающихся со склонов, придавали им особое очарование. Плоскогорье, на котором мы находились, обрывисто спускалось к речной долине, отделяющей его от Эльбруса; с другой стороны оно было окружено высокими горами, которые, в отличие от Эльбруса, бросались в глаза пышной зеленью кавказской растительности. Обход по краю равнины, обращенной к реке, предлагал все новые, абсолютно не похожие на предыдущие панорамы величия и красоты, не поддающиеся никакому описанию.

Обратный путь до Сухум-Кале мы проделали той же дорогой, какой двигались до Цебельды, но благодаря имевшемуся опыту с меньшими усилиями. К сожалению, опасному климату этой несравненно прекрасной страны я должен был заплатить свою дань: я почувствовал себя плохо, когда находился в русской крепости, где мы снова остановились на ночлег. Молодой военный врач, сопровождавший нас, тут же установил, что я подхватил опасную лихорадку тех краев, и без промедлений взялся за мое лечение принятым там способом. Еще до того, как лихорадка разыгралась, я выпил внушительную дозу хинина, вызвавшего сильный звон в ушах и прочие неприятные ощущения, но лихорадка при этом мягко отступала, и я смог продолжить путешествие. Лихорадка в местности Сухум-Кале длится три дня. На третий день я получил вторую, более слабую дозу с предписанием повторно принять еще одну, меньшую, по прошествии следующих трех дней. Таким образом, лихорадку удалось победить, но впоследствии я часто страдал от приступов острой боли в боку, как и предсказывал врач.

За прошедшие годы я несколько раз болел лихорадкой и должен был, наоборот, принимать хинин ежедневно в течение месяца маленькими дозами, которые ощутимо вредили моему здоровью. На Кавказе, где климатическая лихорадка проходит в совершенно другой форме, всегда прибегают к описанному лечению, имеющему лучший результат. Разумеется, там тоже встречается злокачественная лихорадка, приводящая при первом же заражении к смерти. Местности, вызывающие лихорадку, как правило, болотистые, покрытые пышной растительностью; но навредить могут и сухие высокогорные поляны. Во время путешествий я сделал наблюдение, что подобные местности часто несут следы старых, высокоразвитых культур, как это обстоит с окрестностями Рима и Добруджей, в древние времена считавшейся житницей Рима.

В таких районах лихорадка проявляется особенно сильно, когда беспокоят землю. Источники лихорадки зарождаются почве, сначала плодородной и обильно удобряемой, которая потом столетиями стоит без возделывания и луговая дернина на которой не дает проникнуть воздуху. Так возникает малярия в знак наказания природой за прерванное возделывание. Это в сочетании с лечением данной болезни на Кавказе привело меня к убеждению, что климатическая лихорадка основывается на микроскопических организмах, живущих в крови, продолжительность жизни которых составляет интервал между приступами лихорадки. Большая доза хинина убивает эти новорожденные организмы незадолго до нового приступа.

Тот удивительный факт, что люди, долгое время проживающие в зонах лихорадки, в большинстве своем защищены от нее, но теряют иммунитет, когда проведут многие годы в незараженных местностях, я пытался объяснить так: в районах, где инфекционные бактерии постоянно окружают организм, в теле человека возникают живые существа, питающиеся этими бактериями и погибающие, если источник питания на долгое время иссякает. Конечно, это была только гипотеза, которой я поделился со своими друзьями, имеющими медицинское образование, например Дюбуа-Реймоном, и они справедливо отнеслись к ней как к недоказанной. Но меня радует, что бактериологические исследования нового времени, проводимые великими мастерами, за последнюю четверть века продвигаются в указанном мной направлении.