Как я изобретал мир

К этому времени также относится мое изобретение спиртометра[223], счастливо решившего крайне сложную проблему и привлекшего всеобщее внимание. Требовалось создать прибор, непрерывно и автоматически фиксирующий количество алкоголя, содержащееся в протекающем через него спирте. Мой аппарат великолепно справился с поставленной задачей, показав уменьшающееся при нормальной температуре количество алкоголя не хуже точнейших научных измерений. Российское правительство использует это устройство уже почти четверть века для определения ставки налога на производство спиртных напитков, и его примеру последовали многие европейские государства. Несмотря на ряд важных практических улучшений, произведенных моим кузеном Луи Сименсом, аппарат в первоначальном виде на постоянной основе выпускается на специальной фабрике в Шарлоттенбурге. Его копирование до сих пор не принесло успехов, хотя он не защищен патентом.

Постоянный рост фирмы Siemens & Halske требовал соответственной организации управления и поддержки ценных технических и административных служащих. Друг моей юности Вильям Мейер, с 1855 года занимавший в фирме должность главного инженера и прокуриста, благодаря своему организаторскому таланту смог не только наладить торговлю в Берлине, но и открыть филиалы в Лондоне, Петербурге и Вене, чем оказал нам весьма ценную услугу. К сожалению, проработав у нас одиннадцать лет, он тяжело заболел и после долгих мучений умер – я глубоко скорбел о нем как о друге и верном сотруднике.

Вскоре после этого, в 1868 году[224], фирму покинул мой старый друг и компаньон Гальске. Бурное развитие компании – со стороны это может показаться неправдоподобным – стало основной причиной его ухода. Разгадка кроется в своеобразности широкой натуры Гальске. Он радовался плодам труда своих искусных рук, как и всему, чем мог целиком владеть. Наша совместная деятельность полностью устраивала обоих. Гальске всегда с радостью адаптировал мои конструкторские планы и наброски, мгновенно понимая их с удивительной ясностью благодаря неповторимому инженерному чутью и очень часто давая им верную оценку. К тому же Гальске был трезвомыслящим, предусмотрительным дельцом, и именно ему я обязан хорошими продажами в первые годы. Но все изменилось, когда компания разрослась и мы вдвоем уже не справлялись с управлением. То, что в его любимой фирме начали распоряжаться чужие люди, Гальске воспринял как осквернение. Он болезненно отнесся даже к тому, что мы взяли на работу бухгалтера. Для него была невыносимой мысль, что прекрасно организованная фирма существовала и работала и без него. Наконец, когда инвестиции и дела фирмы достигли такого масштаба, что один человек был не в состоянии за ними уследить, работа перестала доставлять Гальске удовольствие и он решил уйти, чтобы полностью посвятить себя управлению делами Берлина.

До самой смерти в прошлом году Гальске оставался моим любимым, преданным другом и проявлял живой интерес к делам основанной нами компании. Его единственный сын принимает активное участие в управлении нынешней фирмой, занимая должность коммерческого директора.

Преемником Мейера стал бывший управляющий ганноверской телеграфной службы господин Карл Фришен[225]. Он поступил к нам после присоединения Ганновера к Северогерманскому союзу, долгие годы занимая должность старшего инженера городского телеграфного управления, на которой прежде состоял Мейер. На новой должности господин Фришен проявил себя как выдающийся работник и совершил множество собственных открытий. Кроме того, фирме пошло на пользу, что помимо молодых работников, которые еще только обучались делу, появились опытные государственные служащие и конструкторы. Среди них я хочу особо выделить только господина фон Гефнер-Альтенека[226] – достижения на посту председателя нашего конструкторского бюро принесли ему мировую славу.

При поддержке таких умелых сотрудников я смог ограничиться верховным руководством фирмой, полностью доверяя детали работникам. Так у меня появилось больше возможностей заняться научной работой и теми социальными вопросами, что меня особенно волновали.

Моя семейная жизнь кардинально изменилась 13 июля 1869 года, когда я вступил в новый брак с Антонией Сименс, своей дальней родственницей, единственной дочерью Карла Сименса[227], заслуженного и хорошо известного профессора технологии в сельскохозяйственном институте в Гогенгейме близ Штутгарта. В застольных речах и подобных ситуациях я часто шутил, что эту женитьбу на швабке нужно рассматривать как политический ход, поскольку было необходимо навести мост через Майнскую линию, а проще всего это было сделать, заключив как можно больше сердечных союзов между севером и югом – политические последуют за ними сами.

Не буду вдаваться в подробности и останавливаться на любезных моему сердцу качествах этой швабки, существенно повлиявших на мой патриотизм. Она вновь озарила теплым солнечным светом мою весьма мрачную, полную трудов жизнь.