Читаем Как я написал Конституцию эпохи Ельцина и Путина полностью

А Хасбулатов, от которого в процессе решения данного вопроса очень многое зависело, использовал работу над Федеративным договором как способ укрепления своей личной власти. И, нужно отметить, он просто гениально этим воспользовался: привлек на свою сторону и представителей ряда республик, и своих заместителей в президиуме Верховного Совета — приличных и умных людей, которые, не понимая политической и правовой сути происходящего, стали с его подачи апологетами Федеративного договора.

Апофеозом этого всего стало то, что Федеративный договор не просто подписали, но включили как неотъемлемую часть в действующую на тот период Конституцию РСФСР 1978 года. Многие тогда увидели в этом историческую параллель с 1924 годом, когда Договор об образовании СССР тоже был частью первой Конституции СССР. И ситуация стала, как я и предсказывал, стремительно ухудшаться. Вместо того чтобы как-то заморозить конфликт с руководством субъектов, Федеративный договор создал у них впечатление, что — ура! — мы учреждаем с нуля новую Россию. А значит, вправе торговаться с Ельциным и правительством, причем в тот самый момент, когда резко обострились отношения с Верховным Советом. Дескать, хотим — объединимся в Россию, не хотим — не объединимся. Вроде как у нас была феодальная раздробленность, а тут вдруг решили сделать такой подарок центру, но не просто так, а за всякие-разные преференции и политические уступки. На мой взгляд, всё это выглядело как безумие и массовое политическое помешательство.

Потом начался сентябрь 1993-го, и стало, мягко говоря, не до Федеративного договора. А вот когда мы финишировали с проектом ныне действующей Конституции, то обойти этот вопрос или просто не заметить уже было нельзя. И тогда мы с Алексеевым придумали изящный юридический ход, который по факту похоронил Федеративный договор, как и любые попытки субъектов выломиться из состава России на его основе.

Причем хоронили мы этот акт с Сергеем Сергеевичем торжественно, с почетом и на самом видном месте — в первой главе Конституции под названием «Основы конституционного строя», которая не подлежит изменению и пересмотру. Следуя старой мудрости о том, что листок надежнее всего прятать в лесу, а травинку — в стоге сена, мы записали в часть 3 статьи 11 формулировку о том, что разграничение предметов ведения и полномочий между органами государственной власти Российской Федерации и органами государственной власти ее субъектов «осуществляется настоящей Конституцией, Федеративным и иными договорами о разграничении предметов ведения и полномочий».

А потом в самом конце Конституции, в «Заключительных и переходных положениях», до которых мало кто дочитывает, указали, что если какие-то нормы Федеративного договора (вернее, всех трех, мы тщательно перечислили их названия) не соответствуют новой Конституции, то в этом случае действуют нормы Конституции Российской Федерации. Но поскольку в Федеративном договоре не осталось норм, соответствующих новой российской Конституции, то по факту он перестал действовать. Остался политическим и историческим артефактом.

Еще мы добавили две вещи. Во-первых, если в Федеративных договорах у субъектов «разного уровня» были разные перечни полномочий, то в Конституции, в ее статьях 71, 72 и 73, мы все унифицировали: сделали так, чтобы у российских субъектов были одинаковые предметы ведения и полномочий — такие, какие были записаны за республиками. То есть полное равенство.

Во-вторых, сделали так, чтобы не было чисто текстуальных совпадений. А это значит, что формулировка о действии Федеративного договора в части, не противоречащей Конституции, на самом деле означает одно: он не действует. Кстати, если идти от обратной логики, то получается, что положения Федеративного договора работают, только если они одинаковы с положениями Конституции. Но если они одинаковы, то зачем, спрашивается, нужен Федеративный договор?

Для верности мы вбили еще один «осиновый кол» в виде упоминания о том, что, помимо Федеративного договора, центр и субъекты могут распределить свои полномочия и «иными договорами». То есть — не в общей массе, а индивидуально. И вот с этого момента у центра появился серьезный инструмент для активной политической игры с регионами, потому как договоры мы смогли использовать, с одной стороны, для умиротворения политических аппетитов особо амбициозных президентов и губернаторов, с другой стороны, для решения экономических вопросов — если в казне нет денег, дай больше свободы. Но об этом я подробнее расскажу чуть дальше.

Федерализм вместо денег, или Черномырдинские «50 × 50»

Федерализм — это еще одна тема, которая сопровождает меня всю жизнь и как практика, и как ученого (я даже докторскую диссертацию написал по федерализму)[53]. Поэтому смотрю я на состояние дел с федеративными отношениями как бы с двух колоколен сразу: какие возможны модели в теории и какие есть возможности на практике.

Перейти на страницу:

Все книги серии 90-е: личности в истории

Как я написал Конституцию эпохи Ельцина и Путина
Как я написал Конституцию эпохи Ельцина и Путина

Эта книга открывает серию «90-е: личности в истории». Ее автор – государственный советник по правовой политике, вице-премьер и министр российского правительства в 1990-х, депутат парламента четырех созывов, создатель Партии российского единства и согласия, заслуженный юрист России, профессор Сергей Шахрай. Мемуары охватывают не только девяностые – время политического взлета автора, но и многие события, случившиеся до и после этого переломного десятилетия в истории страны. Шахрай-юрист профессионально внимателен к фактам. Но его книга – не сухое перечисление имен-дат-событий, а воспоминания, полные драматизма и страстей, пронизанные духом того времени. Автор без прикрас пишет о своей политической карьере, честно оценивает обстоятельства и собственные поступки, стараясь извлечь из прошлого уроки для будущего. Мемуары Сергея Шахрая населены множеством ярких личностей: Борис Ельцин, Анатолий Собчак, Сергей Алексеев, Виктор Черномырдин, Евгений Примаков, Юрий Лужков, Михаил Мишустин, Жак Ширак, принц Чарльз и многие другие современники появляются на страницах не как персонажи парадных портретов, но как живые люди со своими достоинствами и недостатками. Писать мемуары о «горячих» девяностых – непростая задача. Автор понимает это и рассчитывает на читателя, который готов увидеть не черно-белую картину, а многоцветную и объемную реальность новейшей истории своей страны.

Сергей Михайлович Шахрай

Публицистика
Пойти в политику и вернуться
Пойти в политику и вернуться

«Пойти в политику и вернуться» – мемуары Сергея Степашина, премьер-министра России в 1999 году. К этому моменту в его послужном списке были должности директора ФСБ, министра юстиции, министра внутренних дел. При этом он никогда не был классическим «силовиком». Пришел в ФСБ (в тот момент Агентство федеральной безопасности) из народных депутатов, побывав в должности председателя государственной комиссии по расследованию деятельности КГБ. Ушел с этого поста по собственному решению после гибели заложников в Будённовске. Всегда был открыт для прессы. Подшучивал над собой. Когда его, генерал-полковника, утверждали на пост премьера, сказал: «Я не Пиночет, моя фамилия Степашин». И к удивлению друзей и оппонентов, был утвержден Государственной Думой на высокий пост с первого раза, что в те годы бывало нечасто.До августа 1999 года Сергей Степашин считался одним из самых реальных кандидатов на президентское кресло. Прогнозы не сбылись. Сожалеет ли об этом Степашин? Почему политическая карьера сложилась так, а не иначе? Были ли в этой карьере поступки, в совершении которых автор мемуаров раскаивается? Что для него в политике было и остается самым важным? Простых ответов на эти вопросы у Степашина нет – есть искреннее желание над ними думать. И не лукавить при этом перед собой и читателем.Это воспоминания того, кто пошел в политику и вернулся человеком.

Сергей Вадимович Степашин

Документальная литература
Я закрыл КПСС
Я закрыл КПСС

«Я закрыл КПСС» — мемуары Евгения Савостьянова, заместителя председателя КГБ СССР и заместителя директора Федеральной службы контрразведки России в начале девяностых. Назначение на работу в спецслужбы для демократа и антикоммуниста Евгения Савостьянова было неожиданным. Но девяностые годы XX века в России были полны подобных поворотов в судьбах людей. Автор этих воспоминаний лично участвовал в «похоронах» Коммунистической партии Советского Союза, снимал гриф «секретно» с истории Бутовского полигона, где в годы сталинских репрессий были расстреляны тысячи человек, первым наладил контакт с антидудаевской оппозицией в Чечне, отвечал за кадровую политику в администрации президента Ельцина. Среди тех, с кем его столкнула судьба, были Андрей Сахаров и Михаил Горбачёв, Юрий Лужков и Владимир Гусинский, Сергей Степашин и Анатолий Чубайс. Читателя ждут встречи с этими и другими политиками, правозащитниками, бизнесменами, которые в той или иной степени повлияли на ход истории в девяностые годы.В мемуарах Евгения Савостьянова много ранее не известных широкой публике фактов и деталей, которые сохранились благодаря его дневникам. Автор не претендует на беспристрастность — и это большой плюс книги. В этой книге есть боль и радость, сомнения и попытки осмыслить пережитое. А значит, у читателя появляется возможность понять людей, которые когда-то поверили в то, что Россия может стать свободной демократической страной.

Евгений Вадимович Савостьянов

Биографии и Мемуары

Похожие книги

Дальний остров
Дальний остров

Джонатан Франзен — популярный американский писатель, автор многочисленных книг и эссе. Его роман «Поправки» (2001) имел невероятный успех и завоевал национальную литературную премию «National Book Award» и награду «James Tait Black Memorial Prize». В 2002 году Франзен номинировался на Пулитцеровскую премию. Второй бестселлер Франзена «Свобода» (2011) критики почти единогласно провозгласили первым большим романом XXI века, достойным ответом литературы на вызов 11 сентября и возвращением надежды на то, что жанр романа не умер. Значительное место в творчестве писателя занимают также эссе и мемуары. В книге «Дальний остров» представлены очерки, опубликованные Франзеном в период 2002–2011 гг. Эти тексты — своего рода апология чтения, размышления автора о месте литературы среди ценностей современного общества, а также яркие воспоминания детства и юности.

Джонатан Франзен

Публицистика / Критика / Документальное