Как я отыскал Ливингстона

Впрочем, из окрестностей первой деревни можно было уловить некоторые особенности Угого. Здесь взору открывалась обширная долина — в одном месте ровная, в другом холмистая, здесь гладкая как стол, там пересеченная вдоль и поперек оврагами и усыпанная торчащими во все стороны и нагроможденными друг на друга огромными глыбами скал, как будто гиганты вздумали здесь для забавы своей построить город. Действительно, эти кучи округленных, угловатых и растрескавшихся утесов, сами по себе образуют миниатюрные холмы, и кажется, будто каждый из них выброшен из недр земли вследствие какого-нибудь переворота. Из них особенно замечателен утес, расположенный близ Мвуми. Он был прикрыт тенью огромного баобаба и до такой степени походил на четырехугольную массивную башню, что я долго ласкал себя мыслью, что мне удалось открыть в высшей степени замечательный памятник, оставшийся, по странной случайности, совершенно незамеченным моими предшественниками. При более внимательном рассмотрении и иллюзия рассеялась, и башня оказалась кубическою скалою футов в сорок в длину и ширину. Баобаб также резко бросался в глаза, потому что в окрестностях не было видно не одного дерева. Он был пощажен, вероятно, по двум причинам: во-первых, вследствие отсутствия таких топоров, которыми можно было бы срубить дерево подобных размеров, во-вторых, потому что в голодные годы из плодов его добывается мука, которая, при отсутствии чего-нибудь лучшего, употребляется в пищу и считается питательною.

XV. Мужчина и женщина племени Угого.

Первое, что я услышал при въезде в деревню, было восклицание старика вагогца; он беспечно пас стадо, но при виде иностранца, одетого в белую фланель и имевшего на голове широкую шляпу против солнца, вещь совершенно невиданную в Угого, он не мог не обратить на него внимания и закричал во все горло, так что его можно было слышать на милю вокруг: «Уамбо, мусунгу, Уамбо, бана, бана!» Едва только раздался этот крик, как слово «мусунгу» наэлектризовало всю деревню; жители прочих деревень, расположенных на небольшом расстоянии друг от друга, заметив волнение овладевшее первою, тотчас сами заволновались и устремились к ней. Шествие мое от первой деревни до Мвуми было поистине триумфальным. Вокруг меня теснилась дикая толпа почти совершенно голых, как наши прародители в раю, мужчин, женщин и детей, которые дрались, бранились, давили и толкали друг друга, чтобы лучше увидеть белого человека (мусунгу), появившегося в первый раз в Угого. Восторженные восклицания вроде «Ги ле!» доносились до моего слуха, но принимались мною не особенно благосклонно, тем более, что многие из них казались мне наглыми. Мне более понравились бы почтительная тишина и более сдержанное поведение, но причины, заставляющие соблюдать этикет в Усунго, почтительное молчание, сдержанность и уважение — понятия неизвестные в диком Угого. До сих пор я сравнивал себя с багдадским купцом, торгующим с курдами в Курдистане своими товарами: дамасским шелком, кофе и т.д.; теперь же я должен был понизить свои претензии и сравнивать себя не более как с обезьяной в зоологическом саду, забавные штуки которой вызывают такой дружный хохот в молодых зрителях. Один из моих солдат стал уговаривать дикарей не кричать так громко; но это злое племя заставило его замолчать, как существо, недостойное говорят с вагогцами. Когда же я с умоляющим видом вздумал прибегнуть за советом в этом споре к арабам, то старый шейх Тани, всегда умный на словах, сказал мне: «Не обращай на них внимания; это собаки, способные не только лаять, но и кусаться».

В 9 часов утра мы остановились близ деревни Мвуми; сюда также собрались толпы вагогцев, чтобы взглянуть на мусунгу, весть о котором быстро облетела весь округ Мвуми. Но два часа спустя я уже не замечал их попыток посмотреть на меня, потому что макунгура, несмотря на несколько приемов хинина, крепко вцепилась в меня.

На следующий день мы сделали переход в 8 миль от восточного Мвуми до западного Мвуми, где жил султан, владевший всею областью. Количество и разнообразие съестных припасов, нанесенных в нашу бому, вполне оправдывало рассказы о богатстве Угого. Туземцы приносили молоко, как кислое так и свежее, мед, бобы, матаму, мавери, рис, масло, земляные орехи (arachis hypogaea) и особый род орехов, похожих на фисташки или миндаль, арбузы, дыни, тыквы и огурцы, которые они охотно обменивали на товары из мерикани и каники, а также на белые мериканийские бусы и на сами-сами. Торговля происходившая с утра до ночи в нашем лагере, напомнила мне обычаи абиссинцев и племени галласов. Восточнее, караваны должны были посылать людей с сукнами для закупки припасов в окрестных деревнях. В этом не было надобности в Угого, где всякий охотно нес в лагерь все, что у него было продажного. Самые маленькие кусочки белого или синего сукна можно было обменять за некоторую часть съестных припасов; не пропадали даже разобранные по ниткам каемки сукон.