Когда-то я спроектировал для Варшавского фотооптического завода фотоаппарат – самый дешевый. На радость тем, у кого нет денег на камеру подороже, я максимально увеличил корпус, а функциональным элементам придал видимость очень сложных и важных. Солтан раскритиковал меня за непорядочность и лживость.
Обе точки зрения и оба участника диалога заслуживают внимания.
Ежи Солтан был превосходным художником, одним из лучших архитекторов послевоенных лет. К сожалению, сегодня в этом непросто убедиться: немногочисленные варшавские здания, которые он спроектировал, снесли в начале девяностых. Погибли интерьеры вокзала «Варшава-Средместье». Бар «Венеция» превратился в обшарпанный районный павильон. Инвесторы застроили территорию спортклуба «Варшавянка», некогда представлявшего собой уникальное сочетание архитектуры, ландшафта и живописи. Что поделать, наступали новые времена. Кампании по защите современных памятников начались только в двадцать первом веке. Другое дело, что не все они оказываются успешными.
Солтан получил довоенное образование, в 1939 году пошел на фронт в звании младшего лейтенанта запаса. Попал в немецкий лагерь для военнопленных. Находясь в Мурнау (44), начал переписываться с Ле Корбюзье («Kriegsgefangenenpost[8]
– твоя улица, город и дом» (45)). Сразу после освобождения Солтан поехал в Париж и несколько лет работал под руководством мастера. В 1948 году он вернулся в Польшу, где как раз начинался соцреализм – эпоха канделябров, сталинского рококо, народной формы и социалистического содержания. Модернист Солтан поступил на работу в Академию изящных искусств. Вокруг него объединились архитекторы, живописцы, дизайнеры и графики, образовался круг, в котором создавались самые интересные польские проекты того времени. В середине шестидесятых Солтан переехал в Америку, стал преподавать в Гарварде и возглавил кафедру, предназначавшуюся, как говорят, самому Ле Корбюзье.В истории Солтана можно обнаружить мрачную симметрию. Он был слишком выдающимся, чтобы полностью исчезнуть, и слишком принципиальным, чтобы влиться в основное течение. В Польше и Америке он занимался в основном преподаванием. Для социализма Солтан построил не много, но капитализм и это уничтожил. Осталось небольшое количество рисунков, фотографий, текстов. Проекты памятников и выставочных павильонов, да еще байопик «Человек, не построивший Польшу».
Его собеседник много ездил по миру, но эмигрировать не решился. Он прожил бурную жизнь отечественного промышленного дизайнера. Полную взлетов, падений, неизбежных компромиссов и разочарований. В числе его нереализованных проектов – малолитражный автомобиль «Бескид». Описание этого транспортного средства можно без труда найти в реестре интересных разработок нашего автомобилестроения, идей, опередивших время и погребенных бюрократами и историей. На соседних полках покоятся удручающие напоминания о том времени: прототип «Сирены-Спорт» (46), мировая слава Чеслава Немена (47), компьютеры инженера Карпинского (48), Нобелевская премия Ярослава Ивашкевича (49).
В 2014 году на посмертной выставке можно было увидеть архитектурные проекты Мейснера – кураторы развернули эскизы космических городов и деревень, уносимых ввысь дирижаблями. Вывод: в эпоху коммунизма концепция автомобиля для рабочих оказалась столь же утопической, как и парящий в облаках город.
В варшавской Академии изящных искусств были созданы два проекта для Фотооптического завода (оба авторства Кшиштофа Мейснера и Ольгерда Рутковского).
Первый – новая, так и не выпущенная версия аппарата «Друг», предназначенная, как сообщало название, для веселой компании фотолюбителей.
Вторая модель, более сложная, получила название «Альфа». Вертикальная конструкция делала ее похожей на классический «Роллейфлекс», а заодно побуждала кадрировать снимки вертикально. Металлический корпус был довольно тяжелым. Однако благодаря разноцветному обрамлению – розовому, зеленому, голубому или желтому – аппарат немного походил на детскую игрушку: плиту, телефон или кассовый аппарат. Сбоку торчало здоровенное колесико (несомненно, метафора откручивания и закручивания гаек в соцреализме активно использовалась). Предмет сообщал:
– Каждый свое ярмо тянет. Нужно помогать друг другу. Радоваться тому, что имеем.
В этом было что-то подкупающее, хотя и слышался раздражающий протекционизм:
– Поиграйтесь, козявки. Покрутите вдоволь гайку. Можете ненадолго вообразить себя Ричардом Аведоном (50). Побыть Войцехом Плевинским (51) и пофотографировать котиков на обложку «Пшекруя» (разумеется, в вертикальном кадре).