Это был 2004 год. Холодная война давно закончились. Что вы сделаете, когда ваш друг-гений позвонит вам посреди ночи после 32 лет молчания? Снова заснете? Выразите соболезнования в связи с тем, что его наконец-то настиг международный ордер? Соми не колебался. Друг – это родной человек. Он сказал Бобби: «Перезвони мне по коду страны +34».
Испанский номер Соми оставался в быстром наборе Фишера в предстоящие напряженные недели. Он регулярно звонил ему, просил о помощи и протестовал против его лечения. Он сказал, что хочет выбраться, а также избежать экстрадиции в Соединенные Штаты за нарушение международного эмбарго в отношении Югославии почти двумя десятилетиями ранее, когда он играл там матч.
– Если я помогу тебе, – сказал Соми Фишеру, которому грозило до 10 лет за решеткой, – тебе, возможно, придется переехать в Исландию.
К этому моменту все другие варианты политического убежища были отметены – даже Иран не был рад Бобби, – однако Фишер на другом конце провода отказался. В Исландии было слишком холодно!
Соми откашлялся и на мгновение задумался. Он вспомнил информацию, которую недавно прочитал в одной брошюре об авиакомпании.
– Ну, – возразил он, – средняя температура в Нью-Йорке в январе ниже, чем в Рейкьявике.
Фишер, родившийся в Чикаго и выросший в Бруклине, отклонил предложение. Он не любил холода и не поехал в Исландию. Вместо этого он остался в своей камере. Прошли дни, затем недели. Он отрастил длинную и редкую бороду.
Наконец однажды днем снова раздался звонок, прервавший отпуск Соми.
– Я позвонил на американскую метеостанцию, чтобы проверить твое предыдущее заявление, – сухо сказал Фишер. Последовала долгая пауза. – Я думаю, что Исландия может быть хорошим вариантом.
Итак, Бобби Фишер снова оказался втянутым в политическое противостояние, став центром идеологической борьбы. Однако на этот раз битва велась не между капитализмом и коммунизмом. Теперь это была битва за собственное будущее Исландии и за ее союз с презираемой родиной Фишера, США.
В 70-е годы политика Исландии во многом определялась одной конкретной проблемой, которая продолжает влиять на то, как мы читаем и пишем об Исландии. Я, конечно, говорю о букве Z. Споры носили в основном экзистенциальный характер.
Следует ли вообще включать Z в исландский алфавит? Фонетически оно звучит так же, как буква S, и появляется на своем месте как бы случайным образом. Произвольная замена. Оттенок алфавитной алхимии.
Роль буквы Z уже давно вызывала споры. В первом эссе по исландской орфографии, написанном учеными в XIII веке, буква Z описывается как греческая буква, затесавшаяся в латинский алфавит как троянский конь. А что мы делаем с лазутчиками? Ставим их вне закона. (Далее я перефразирую на свой лад.)
Таким образом, когда примерно 800 лет спустя официальная петиция об исключении буквы Z из исландского языка получила поддержку большинства в парламенте, это не стало неожиданностью. Левоцентристское правительство во главе с Прогрессивной партией решило, что букве нет места среди других иностранных букв. В новых правилах исландского правописания буква S заменяла Z, что изменило написание тысяч слов. Буква Z была официально упразднена! Больше никаких неудобных опечаток, никаких упражнений на запоминание правил писания Z и S, мучивших умы детей! Слово «пицца» было заметным исключением, поскольку никто не был в восторге от «горячего куска писсы».
Но, как оказалось, около половины населения страстно любили 26-ю букву алфавита. Они были недовольны изменениями. Morgunblaðið, консервативная газета, редко выступающая за гражданское неповиновение, развернула пропагандистскую войну в пользу Z. Отклик был настолько силен, что на мгновение показалось, что правительству, возможно, придется отменить постановление.
Конечно, это была не просто преданность конкретному алфавиту. Часто мелкие проблемы, подобные этой, в конечном итоге становятся маркером для определения позиций людей по более серьезным вопросам. Спор о Z против S не стал исключением. Для многих исландский язык является своего рода охраняемым культурным памятником. Отчасти поэтому заимствованные слова в исландском языке встречаются реже, чем в других языках. Например, телефон – это teléfono по-испански, téléphone по-французски и telefon по-немецки, но по-исландски это sími, очень старое слово, означающее что-то вроде «длинная нить». Новый, урезанный исландский алфавит был фактически полем битвы для культурной войны – вопрос о том, движется ли страна к консерватизму или радикальным изменениям, к объединению с англоязычными сверхдержавами или к своему собственному своеобразному пути. Позиция людей по вопросу Z была убедительным показателем их взглядов на политику в целом, и особенно того, как они относились ко второму по значимости вопросу в исландском обществе: должны военные США остаться или уйти?