Как художники придумали поп-музыку, а поп-музыка стала искусством

В начале 1990-х годов Салфордский технологический колледж в Северо-Западной Англии предложил бакалаврам новую программу – «Популярная музыка и звукозапись». Это в высшей степени символичное событие обозначило конец эпохи, когда британские арт-колледжи служили неофициальными инкубаторами для вчерашних школьников, жаждавших пополнить ряды поп-звезд. Всем тем, кто, подобно Мику Джонсу из The Clash или Сэнди Денни из Fairport Convention, поступал в арт-колледж с твердым намерением заниматься поп-музыкой, новый «университет попа» предоставлял вполне официальную альтернативу. И конечно, сама эта официальность звучала анафемой оппозиционным и бунтарским поп-экспериментам, которые велись в арт-колледжах и вся ценность которых основывалась на «незаконном», идущем, по выражению Дэвида Бирна, «извне» изучении поп-музыки и ее культурных особенностей. Именно поэтому музыканты из арт-колледжей изучали, создавали и развивали поп-музыку, не прерывая ее обновления, которое и определяло поп-культуру. Отныне же отношение к поп-музыке как к академической дисциплине способствовало укреплению традиций и поддержанию их стилистической однородности.

Еще один гвоздь в гроб сотворчества поп-музыки и художественного образования был забит чуть раньше, в 1986 году, когда главные лондонские арт-колледжи влились в учрежденный для их объединения Лондонский институт. «Вместо свободы экспериментирования, исследования тупиков, совершения ошибок и постоянной смены планов, – пишет Барри Майлс, – студенты получили регулярные тесты и экзамены, как если бы они изучали математику». В погоне за повышением эффективности – главной целью реформы образования 1988 года – индивидуальность колледжей постепенно растворится в бюрократическом монолите, а их ветшающие пристройки, некогда позволявшие укрыться от наблюдения, например площадки для репетиций или студии, где можно было снять видеоролик, будут модернизированы в качестве «лабораторий» для вечерних курсов, приносящих прибыль. Примечательным исключением в этом процессе профессионализации арт-колледжей останется Голдсмитс, в котором учился Джон Кейл: как части Университета Лондона ему удастся избежать слияния с другими в рамках Лондонского института.

«Что важно и будет оставаться важным в арт-колледжах, так это стремление отличаться от других», – писали Фрит и Хорн, завершая свою книгу «Из искусства в поп» (1987), которая ознаменовала, наряду с описанными выше событиями, переход поп-музыки в лоно академии. Авторы признавали и проблему, стоявшую перед музыкантами из арт-колледжей (а также перед их фанатами и критиками): «Как сохранить свое чувство превосходства?» По мере поглощения поп-музыки, которая долгое время была убежищем для отщепенцев, академической традицией сделать это становилось всё сложнее.

Нельзя было обойтись и простым недовольным поворотом круго́м, подобным знаточескому обращению к «антикварным» сокровищам в 1966 году, возрождению рок-н-ролла в начале 1970-х или иронии нью-попа десятилетием позже: ведь на сей раз не было ясно, что именно нужно отвергнуть. Как уже говорилось, студенты, изучавшие искусство, больше не обладали монополией на знание стилей, стремление отличаться и интуитивное понимание «соотношения подлинного и искусственного». По мнению Фрита и Хорна, «при потребительском капитализме всё это само собой разумеется для каждого: ведь „каждый – художник“, и романтическое стремление отличаться [только подпитывает] рыночные механизмы, под действием которых все [остаются] одинаковым и».

«В сущности, поп-культура – это столкновение секса и массового производства», – писал Майкл Брейсвелл. Пол Морли видел в поп-культуре противостояние публичного и частного. Главные слова здесь – «столкновение» и «противостояние»: без них драма теряется и жизненная энергия творческого расщепления иссякает. Развязкой подмеченного Джоном Ленноном в конце 1960-х годов парадокса массовой погони за индивидуализмом стало то, что к концу 1980-х мы все получили возможность жить эклектичным, псевдобогемным образом жизни: каждый теперь не похож на других, все эксцентричны (так как нет никакого центра, остались одни края) и все курируют свои подлинные идентичности, заключая «мягкие компромиссы» потребительских привычек в бурлящей массе индивидуальностей.

29. Пост-поп-музыка

Можно сказать, что история искусства подошла к концу. <…> Не остановилась, а закончилась, то есть пришла к осознанию самой себя.

Артур Данто. Преображение банальности

История поп-музыки – перефразируем формулу философа Артура Данто – вполне могла закончиться, но это не означает, что поп-музыка остановила свой ход. Напротив, она радостно устремилась в сторону постпостмодернистской, постироничной посмертной жизни.