Как ко мне сватался Ветер

Жар его прикосновений пытался отогнать стужу, но та всё равно проникала под одежду. Какой смысл бороться? Спасения не было с самого начала, я отдала себя на волю чудовища и не лелеяла мечту освободиться. А Потом Полох подарил мне надежду, и я поверила. Доверилась… Наивная дура!

Я не шевелилась в его объятиях. Пусть делает, что хочет, берёт, что вздумается. Ветер испокон веков поступал так. Чем ниже мы спускались, тем теплее становилось, но грудь так и сковывала ледяная пустота. Я бросила на Звёздный пик, где осталась моя надежда, прощальный взгляд и…

— Стой!

Меня не сумел бы удержать никто, как тогда, когда я рвалась защитить мать. Я выгнулась, дёрнулась и вывалилась на ледник, уже в падении подумав, как хорошо, что Полох держался близко к земле. На четвереньках проползла несколько метров, встала, запуталась в окоченевших ногах и свалилась вновь, вздымая тучи белой крошки.

— Там! Там! — лепетала я, когда Полох спустился проверить, не тронулась ли невеста рассудком.

Под снежным навесом, в синеватом полумраке действительно что-то сверкало. Я углядела это случайно, из-за излома лунных лучей. Быть может, всего лишь отражение звёзд? Но сердцем я чуяла, что это нечто большее. Нечто, что можно найти лишь однажды.

Снежный навес, со стороны кажущийся обычным барханом, скрывал целое ущелье. Я кубарем скатилась в него, боясь упустить из вида притягательную искру. Чудо! Чем дальше, тем светлее становилось в тайнике. Огонёк подрагивал, заманивая в пещеру, обещал открыть великие тайны.

— Становится теплее, — заметил Полох ни к кому не обращаясь.

— И дышать легче, — добавила я.

То, что снега становилось всё меньше, мы заметили тоже. Уже можно было идти не проваливаясь, а вскоре и вовсе показалась ровная дорожка, которую иной человек мог бы опрометчиво назвать утоптанной. Да вот только кому её утаптывать здесь, в необитаемых горах? Или всё же в обитаемых?

Вскоре синеватый огонёк разделился надвое, а те двое — ещё раз пополам. И так неисчислимое количество раз, пока светлячки не разлетелись по всей пещере. Они сверкали на сводах и под ногами, ненадолго гасли, если случайно на них наступить, но почти сразу наливались сиянием вновь. Я рассмотрела одну поближе — льдинка как льдинка. Зимой в Предгорье таких вдоволь. Детьми мы посыпали их сахаром и обсасывали, как конфеты. Но эти кристаллы не холодили руку и не грели, а только сияли, как свечки.

Следом изменилась и пещера. Своды стали выше и ровнее, камни, мостящие дорожку, — правильной формы, словно их намеренно кто-то обтесал прежде, чем уложить. А валуны всё меньше походили на природное явление и всё больше на развалины домов.

— Я видела такой камень на пути сюда.

Полох ничего не ответил: видела и видела. А я всё крутила в голове какую-то догадку, пока ещё не оформленную.

Но пришёл и черёд Ветра удивляться. Он ошарашенно остановился, трогая торчащий из камня корень.

— Этого быть не может! Здесь не могут выжить деревья!

Полох ошибся. Деревья не просто выжили здесь. Они росли, как в глухом лесу, коих не так много в наших краях, теснились и сплетались кронами где-то высоко-высоко наверху. Их корни выходили на поверхность из стен и ныряли в недра горы на полу.

А потом догадка сложилась.

— Полох, — я бездумно схватила его за рукав, не то надеясь на защиту, не то деля ликование. — Это не камни. Это город!

Деревья захватили эти развалины давным-давно. Наверное, ещё раньше, чем их покинули жители. А скала похоронила руины, чтобы никто не смог потревожить разлагающееся тело селения.

Камни, первый из которых я увидела на соседней горе, вскоре начали менять очертания: этот — обломок ворот, там — осыпавшийся колодец, левее — покосившаяся арка.

Я не рискнула говорить громко, чтобы не разбудить призраков мёртвого города.

— Думаю, ши всё-таки не совсем сказка…

— Сказка, — не согласился жених. Он сжал ладонь и притянул меня поближе. — Просто очень-очень злая.

Повисая на ветках, впиваясь ногтями в стволы, к нам спускались существа. Кожа их отливала синим из-за света волшебных камней, волос почти не было, а одежда напоминала жухлые листья. Они издавали звуки и шипели то, что мы уже сами поняли:

— Ш-ш-ши… Ш-ш-ш-ши…

Звуки причиняли им боль. Рты кривились, а глотки судорожно дёргались, когда существа пытались говорить.

— Ш-ш-ш-ш-ш-ш… Ши-и-и-и… Ши-ши-ши…

Ближайший ши, припадая к полу, двинулся к нам. Он всё пытался выпрямиться, но искривлённый хребет мешал и опасно щёлкал; приходилось снова ползти, как дикое животное.

— Давай к выходу. — Полох пихнул меня в ту сторону, откуда мы пришли.

— Нет.

— Что?

— Я сказала, нет, — спокойно повторила я, вцепившись для верности в куртку жениха, чтобы он не отправил меня в полёт насильно. — Я… — Я зажмурилась: произнести это оказалось куда страшнее, чем смотреть, как приближаются существа. Я выпалила: — Я боюсь!

— Ясное дело! — насмешливо фыркнул Полох. — Они же жуткие!

— Да я… — Я ударила его кулаком. Вот ведь непонятливый! — Я за тебя боюсь!

Тут же позабыв об опасности, Ветер развернулся ко мне.

— Ты… что?

В этот раз выдержать его взгляд оказалось несложно. Наверное, потому что было темно.