Читаем Как кошка смотрела на королей и другие мемуаразмы полностью

Думала, что уже закончила рассказывать про свои переводы авторов XIX века. Не тут-то было. Во-первых, ничего не сказала про своего любимца Шарля Нодье, автора фантастического, трогательного, нравоучительного романа «Фея Хлебных Крошек» (М.: Энигма, 1996; FreeFly, 2006) и издевательских сатирических новелл (Сказки здравомыслящего насмешника. М.: Текст, 2015). И про прелестную книжку Теофиля Готье «Домашний зверинец» (М.: Текст, 2020), которую, по-моему, нельзя читать без улыбки и в которую нельзя не влюбиться (к тем, кто любит домашних животных, это точно относится, но вообще-то Готье способен «пронять» и остальных). Учитывая нынешнюю всеобщую любовь к «котикам», процитирую только одну фразу Готье: «Коты – это тигры для бедных».

А еще «Спиридион» Жорж Санд (М.: Текст, 2004). Я не то чтобы великая поклонница Жорж Санд, хотя, когда читала ее переписку с Флобером, постоянно убеждалась, насколько в этих письмах она умнее и мудрее своего эпистолярного собеседника. Но «Спиридион» – роман странной судьбы, его не переводили в дореволюционной России как слишком католический, а то и вообще еретический, а в Советской России – как чересчур религиозный. Я выяснила, что по-русски он не существует, совершенно случайно: американская коллега Наталья Первухина писала монографию о Владимире Печерине, в жизни которого этот роман сыграл важную роль, и попросила меня уточнить дату перевода; мы обе были убеждены, что перевод есть, просто мы о нем не знаем. А оказалось: ничего подобного. Стало понятно, что переводить «Спиридиона» нужно, – и тут я единственный раз в жизни поступила против правил и, о ужас, не дочитала переводимый текст до конца! Оставила нечитанными страниц 30, на которых наступает развязка. И от этого перевод шел быстрее: очень хотелось узнать, чем все кончится. Потому что роман этот уникален еще и тем, что в нем нет героини, нет любовной интриги (кроме разве что любви к Господу), действие происходит в монастыре – а читается текст на одном дыхании (и это не только мое мнение, слышала подобное и от других читателей).

Историко-литературные эпизоды под микроскопом

Я не теоретик и сторонюсь глобальных концепций. И Лотмана я больше люблю как историка литературы, чем как теоретика. А из сравнительно новых научных направлений если какое мне и близко, то это микроистория, пристальное рассмотрение отдельных случаев. Впрочем, настоящим ориентиром и идеалом для меня служат «Записки комментатора» Вадима Эразмовича Вацуро, который, я думаю, себя микроисториком не считал, потому что к новомодным теориям относился скептически. Но при этом он, конечно, был великим мастером рассмотрения под микроскопом отдельных фраз или ситуаций и истолкования их исходя из общего историко-литературного контекста. И когда мне удается рассмотреть вот так, под микроскопом, какой-то эпизод и увидеть в нем нечто до сих пор никем не замеченное и не объясненное – это радость.

Последняя моя книга – вышедший в мае 2021 года в «Новом литературном обозрении» сборник статей «„И вечные французы“… Одиннадцать статей из истории французской и русской литературы». Все статьи, кроме одной, раньше уже печатались в журналах и малотиражных сборниках, но мне очень захотелось их объединить. И когда я это сделала, оказалось, что они все, в сущности, отвечают на вопрос «Почему так?» или «Откуда это взялось?». Вот два примера. В одной статье берется фраза из хрестоматийного романа «Отцы и дети» – кстати, книга из школьной программы, которую я гораздо больше полюбила сейчас, чем когда-то, потому среди прочего, что, читая ее, наслаждаешься настоящим, а не «переводным» русским языком; тем, кто занимается переводами, тем более переводами произведений XIX века, нужно такое чтение на «натуральном» русском языке прописывать как лечебную физкультуру или прогулки на свежем воздухе. И оказывается, что в этой фразе, по видимости вполне логичной, содержится нонсенс, абсурд (почему-то, чтобы понравиться истовой католичке, нужно читать философа-сенсуалиста), и этот казус требует объяснения. А в другом случае оказывается, что в старый французский перевод «Капитала» Маркса переводчик вписал отсебятину, которой нет ни в немецком оригинале, ни в русском переводе, – нигде нет, кроме этого французского издания 1872 года (которое, впрочем, потом больше десяти раз переиздавалось, последнее переиздание вышло уже в XXI веке). И никто не обратил внимания, что Марксу приписали цитату из очень популярного в свое время французского водевиля. И я пытаюсь объяснить, почему так произошло и почему переводчик имел право на эту вставку, хотя вообще так поступать нехорошо. Вот такие случаи мне очень интересно отыскивать и истолковывать. Все переводы произведений XIX века вышли с моими по возможности подробными комментариями. А такие статьи – это, в сущности, тоже комментарий, только особенно подробный.

Перейти на страницу:

Все книги серии Критика и эссеистика

Моя жизнь
Моя жизнь

Марсель Райх-Раницкий (р. 1920) — один из наиболее влиятельных литературных критиков Германии, обозреватель крупнейших газет, ведущий популярных литературных передач на телевидении, автор РјРЅРѕРіРёС… статей и книг о немецкой литературе. Р' воспоминаниях автор, еврей по национальности, рассказывает о своем детстве сначала в Польше, а затем в Германии, о депортации, о Варшавском гетто, где погибли его родители, а ему чудом удалось выжить, об эмиграции из социалистической Польши в Западную Германию и своей карьере литературного критика. Он размышляет о жизни, о еврейском вопросе и немецкой вине, о литературе и театре, о людях, с которыми пришлось общаться. Читатель найдет здесь любопытные штрихи к портретам РјРЅРѕРіРёС… известных немецких писателей (Р".Белль, Р".Грасс, Р

Марсель Райх-Раницкий

Биографии и Мемуары / Документальное
Гнезда русской культуры (кружок и семья)
Гнезда русской культуры (кружок и семья)

Развитие литературы и культуры обычно рассматривается как деятельность отдельных ее представителей – нередко в русле определенного направления, школы, течения, стиля и т. д. Если же заходит речь о «личных» связях, то подразумеваются преимущественно взаимовлияние и преемственность или же, напротив, борьба и полемика. Но существуют и другие, более сложные формы общности. Для России в первой половине XIX века это прежде всего кружок и семья. В рамках этих объединений также важен фактор влияния или полемики, равно как и принадлежность к направлению. Однако не меньшее значение имеют факторы ежедневного личного общения, дружеских и родственных связей, порою интимных, любовных отношений. В книге представлены кружок Н. Станкевича, из которого вышли такие замечательные деятели как В. Белинский, М. Бакунин, В. Красов, И. Клюшников, Т. Грановский, а также такое оригинальное явление как семья Аксаковых, породившая самобытного писателя С.Т. Аксакова, ярких поэтов, критиков и публицистов К. и И. Аксаковых. С ней были связаны многие деятели русской культуры.

Юрий Владимирович Манн

Критика / Документальное
Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)
Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)

В книгу историка русской литературы и политической жизни XX века Бориса Фрезинского вошли работы последних двадцати лет, посвященные жизни и творчеству Ильи Эренбурга (1891–1967) — поэта, прозаика, публициста, мемуариста и общественного деятеля.В первой части речь идет о книгах Эренбурга, об их пути от замысла до издания. Вторую часть «Лица» открывает работа о взаимоотношениях поэта и писателя Ильи Эренбурга с его погибшим в Гражданскую войну кузеном художником Ильей Эренбургом, об их пересечениях и спорах в России и во Франции. Герои других работ этой части — знаменитые русские литераторы: поэты (от В. Брюсова до Б. Слуцкого), прозаик Е. Замятин, ученый-славист Р. Якобсон, критик и диссидент А. Синявский — с ними Илью Эренбурга связывало дружеское общение в разные времена. Третья часть — о жизни Эренбурга в странах любимой им Европы, о его путешествиях и дружбе с европейскими писателями, поэтами, художниками…Все сюжеты книги рассматриваются в контексте политической и литературной жизни России и мира 1910–1960-х годов, основаны на многолетних разысканиях в государственных и частных архивах и вводят в научный оборот большой свод новых документов.

Борис Фрезинский , Борис Яковлевич Фрезинский

Биографии и Мемуары / История / Литературоведение / Политика / Образование и наука / Документальное

Похожие книги