Как кошка смотрела на королей и другие мемуаразмы

В предисловии к первому сборнику своих статей, вышедшему в 2004 году в санкт-петербургском издательстве «Гиперион» («Россия и Франция. Дипломаты. Литераторы. Шпионы»), я – довольно парадоксально – автором, который повлиял на меня, назвала не современного историка или филолога, а человека, который умер в 1845 году и которого точнее всего было бы назвать хроникером современной ему культурной жизни, – Александра Ивановича Тургенева. Его парижские корреспонденции-хроники – это для меня бинокль или телескоп, через который я смотрю в прошлое. Но совсем недавно – и неожиданно для самой себя – я осознала, что всю жизнь иду по стопам Тургенева не только когда пишу о парижской жизни 1830–1840‐х годов. Дело в том, что я уже три десятка лет сочиняю и публикую отчеты об историко-филологических конференциях, в которых принимаю участие. И стараюсь фиксировать в них не только доклады, но и самое интересное из обсуждений, а иногда даже из бесед в кулуарах. В 2019 году в НЛО тридцать таких отчетов я выпустила отдельной книгой под названием «Хроники постсоветской гуманитарной науки: Банные, Лотмановские, Гаспаровские и другие чтения». «Хроники» – это слово, подсказанное издательством; я эти тексты для себя всегда называла отчетами. А когда они стали хрониками, поняла, что фиксировала подробности современной мне повседневной культурной жизни – тоже вослед Александру Ивановичу.

Вообще-то все эти отчеты-хроники уже однажды были напечатаны в журнале «Новое литературное обозрение», и я совсем не была уверена, что имеет смысл переиздавать их в виде книги; большим энтузиастом такого переиздания был мой муж Борис Аронович Кац; он меня уговорил предложить этот проект Ирине Дмитриевне Прохоровой – и оказался прав.

Переводы исторических книг: «Короли-чудотворцы», «Время банкетов», «Оскорбленный взор»

И еще одно направление моих переводов, о котором надо сказать, – это книги французских историков. Почти все их я сама предлагала издательствам, но есть одно исключение: «Короли-чудотворцы» Марка Блока (М.: Языки русской культуры, 1998). Мало того, что это классика исторической науки, это еще и книга преимущественно о Средних веках, а я вовсе не медиевист и сама никогда не рискнула бы за нее взяться, это было предложение издательства, и приняла я его только потому, что научным редактором согласился стать великий знаток Средневековья Арон Яковлевич Гуревич; проблема была в том, что Арон Яковлевич к этому времени полностью ослеп. Но он продолжал работать: диктовал собственные статьи, а чужие тексты ему читали вслух. И мой перевод ему тоже читали вслух по главам, а он – со слуха – делал точные и меткие замечания, и с таким тылом мне уже было не так страшно. Имелась и другая сложность: книга очень большая (30 авторских листов, да еще 2 листа Предисловия Жака Ле Гоффа), а перевести ее требовалось за 9 месяцев (почему-то был именно такой срок, более подобающий не переводу книг, а деторождению). Отчего тоже возникала нервность. Но все-таки я успела вовремя. Отчасти благодаря стилю Марка Блока. Это – отдельное удовольствие. В отличие от многих сегодняшних историков, которые, кажется, нарочно хотят сделать каждую фразу как можно более темной и вязкой, у Блока, несмотря на сложность анализируемого материала, стиль ясный, почти прозрачный.

С изданием «Королей-чудотворцев» связан один трагикомический эпизод. Я вообще, исходя из того, что спасение утопающих – дело рук самих утопающих, предпочитаю перед отправлением книги в типографию посмотреть еще раз на все ее элементы, включая титульный лист. Не то чтобы я себе доверяла больше, чем работникам издательств; себе тоже не доверяю, у всех внимание иногда отказывает. Но лишний глаз всегда к лучшему. А с книгой Блока получилось так, что – то ли из‐за спешки, то ли еще почему-то – титульный лист мне не показали, хоть я и просила. И вот книга вышла, я, счастливая, прихожу в издательство за авторским экземпляром, открываю книгу – и издаю такой вопль, что все, кто был в комнате, вздрагивают. Я увидела титульный лист, на котором напечатано: «Предисловие Ж. Ле Гоффа. Послесловие А. Я. Гуревича. Перевод и комментарии В. А. Мильчиной». Какие комментарии? Что я могу комментировать у Марка Блока? Боком мне вышла моя репутация любительницы комментировать переводимые тексты: издательство любезно приписало мне еще и комментарии, которых я не делала и делать не собиралась. В результате по моей просьбе для всего тиража был отпечатан вкладыш – маленькая бумажка со словами: «На титульном листе вместо: Перевод и комментарии читай: Перевод с французского». Но вложили ли ее в самом деле во все 6000 экземпляров – этого я не знаю.