Как любить животных в мире, который создал человек

Кто решил – кто вообще имеет право решать за бесчисленные легионы людей, которых никто не спрашивал, – что высшая ценность – это мир без насекомых, хотя это будет стерильный мир, лишенный красоты изгиба птичьего крыла в полете?

Рейчел Карсон

Покупайте землю, ее больше не делают.

Марк Твен

Где-то в начале сериала «Нарко» по Netflix один американец, сотрудник управления по борьбе с наркотиками, летит из Майами в колумбийскую Боготу. Он смотрит вниз на дождевые леса Амазонии, и, кажется, они его не впечатляют.

Как и многое другое в «Нарко», это довольно сильно выводит из себя. Амазония начинается в нескольких сотнях километров от Боготы, поэтому, если он ее видит по дороге из Майами, пилот явно сбился с курса. Амазонская низменность – это один из самых прекрасных видов на нашей планете, способный заворожить даже циничного борца с наркомафией. С воздуха видны бескрайние кроны деревьев и реки чайного цвета, волны облаков, а иногда и радуга. Нельзя не задуматься о существах, живущих вдали от наших глаз, не ведая о нашем существовании: ягуарах, туканах, змеях. Полгектара дождевого леса вмещает, наверное, шесть тысяч видов насекомых. «Дерево есть дерево. Чтобы насмотреться, их много не надо», – сказал однажды Рональд Рейган. Он был неправ: масштаб имеет значение. Чем больше лес, тем богаче разнообразие видов на каждом его гектаре.

Но больше всего нервирует в «Нарко» намек, будто то, что кажется местом обитания животных, на самом деле в основном представляет собой кокаиновые лаборатории. «С высоты трех тысяч метров Колумбия казалась раем нетронутых дождевых лесов, – рассказывает американский агент. – На земле все было иначе. Пабло [Эскобар] и его сообщники построили там суперлаборатории размером с небольшие города». Иными словами, для спасения дождевых лесов надо справиться с наркотиками.

Впервые я побывал в Колумбии в 2005 году в качестве аспиранта, и мысли у меня были схожие. Я читал газетные статьи, обвиняющие в обезлесении представителей среднего класса, которые покупают кокаин. Гражданская война в этой стране, подпитываемая наркотиками, стала не только человеческой трагедией, но и ударила по окружающей среде. Подобрать примеры было несложно: от ферм, где выращивали коку, до кокаиновых лабораторий, сливающих химикаты в лес, и утечек нефти после подрыва трубопроводов партизанами. Мы любим животных, а они – варвары.

Но постепенно ко мне пришло неприятное понимание, что колумбийский конфликт, такой ужасающий с точки зрения человека, для природы был лучше других вариантов. Партизаны, при всех своих грехах, не настолько глупы, чтобы вырубать собственные укрытия. (Я помню, как мне рассказывали об одном бежавшем боевике. Когда его спросили, как живется в сопротивлении, он признался, что его тошнило оттого, что вокруг, кроме зелени, ничего не было. В Боготе он от этой проблемы избавился.) Из-за войны тысячи квадратных километров леса оставались нетронутыми: международные горнодобывающие компании не хотели инвестировать в условиях, когда их сотрудников могут похитить, а скотоводы, в отличие от соседней Бразилии, неохотно колонизировали Амазонию.

Дождевые леса Колумбии были защищены не вопреки нарковойнам, а отчасти благодаря им. Крупные предприятия не интересовались дождевыми лесами, поэтому правительство спокойно отдало более четверти территории страны коренным народностям, а десятую часть выделило под национальные парки. Индейские резервации и заповедники могут частично совпадать, но вместе они покрывают бо́льшую часть колумбийской Амазонии. Общины аборигенов бывают разные. В соседней Бразилии некоторые поддерживают горнодобычу, но в Колумбии многие из этих групп – особенно если их общество не было разрушено болезнями и поселенцами в предыдущие столетия – воспринимают землю совершенно по-другому. Горы, реки и леса – это дом для их священных существ, вредить им было бы кощунством. Эти общины не хотят добычи руды и вырубок. Они хотят жить рядом с дождевым лесом. В Колумбии больше видов птиц, чем в любой другой стране. За три года проживания я видел многих из них – колибри, гоацинов, краксов – и не видел ни грамма кокаина.