Как любить животных в мире, который создал человек

Это была бы революция. С точки зрения маргинализации дикой природы Англия представляет собой крайность: там вообще не осталось крупных наземных хищников и очень мало относительно нетронутых мест. Даже спастись от светового загрязнения не так просто. Англия – густонаселенная страна, усеянная городками и деревушками, и две трети земель там сельскохозяйственные. Большие леса веками вырубают ради лесоматериалов и под фермы. Первый в Великобритании национальный парк был создан лишь в 1951 году. Сейчас леса частично восстановились и покрывают 11 % страны – по сравнению с 5 % столетие назад, – но это все равно меньше, чем почти в любой европейской стране. Более того, новый лес в основном представляет собой посадки, которые не очень хорошо подходят животным, а другие места обитания, крайне важные для различных видов, в том числе вересковые пустоши, травянистые поля и луга, не восстанавливают. В надлежащем состоянии находится лишь половина английских «мест особого научного интереса» – подразумевается, что они наиболее ценны для дикой природы. По крайней мере, таковы оценки, потому что половину из них уже несколько лет не проверяли: за их содержание отвечает Natural England, а этому органу за последнее десятилетие урезали финансирование почти на три четверти. С 1970 года по всей Британии ситуация усугубляется в удручающем темпе: простая численность животных сократилась на 13 % и, вероятно, продолжает падение. Почти половина представленных в Великобритании птиц и четверть сухопутных млекопитающих может исчезнуть с этих островов.

В тропиках освобождение земли – разделение сельского хозяйства и природы – лучший способ защитить животную жизнь. В Европе решением, вероятно, тоже будут не маленькие неэффективные фермы, которые пытаются одновременно производить продовольствие и помогать дикой природе, но плохо справляются и с тем и с другим. В то же время фермерство широко распространено в очень многих странах континента, и, возможно, поэтому выжившие здесь виды обычно более толерантны к сельскому хозяйству, чем тропические. Исследования в Великобритании и Польше показали, что некоторые виды птиц на фермах процветают, а после освобождения земли им приходится тяжело. Если учесть такие случаи, может быть, оптимальным вариантом было бы что-то среднее: сочетание некоторого числа природных заповедников, высокоинтенсивных предприятий и ферм, дружественных дикой природе. Могут сыграть свою роль даже небольшие клочки земли вроде тех, что принадлежат Хэнбери-Тенисону. Подобный подход поддержит фермеров, которые отказываются от вспашки и сокращают применение пестицидов, предоставляя тем самым коридоры для насекомых, птиц и млекопитающих. Беспахотное земледелие может повысить устойчивость к погодным крайностям и не всегда сильно снижает урожаи, так что для производства того же количества пищевых продуктов не потребуется намного больше пространства.

Для Хэнбери-Тенисона, которому сейчас около тридцати пяти, важно не только исцеление природы, но и то, что природа сама лечит человека. Он девять лет прослужил в британской армии, три раза ездил в командировки в Афганистан, а после увольнения несколько лет работал управленческим консультантом в Лондоне, изображая, что понимает в бизнесе больше, чем на самом деле. Ему было суждено унаследовать семейную ферму, но он плохо представлял себе, что это значит. А потом его посетило откровение. Он страдал от психических проблем и заметил, что созерцание этого дождевого леса приносит ему душевное спокойствие.

Посреди обезлесевших пространств именно на его ферме сохранился нетронутый участок с деревьями. Они избежали топора и цепной пилы, потому что склон был слишком крутой и скалистый. Место такое дикое, такое непохожее на все вокруг, что мне приходится постоянно напоминать себе о том, что мы по-прежнему в Англии. (Хэнбери-Тенисон со мной не согласен: мы в Корнуолле.) Я думаю, так могла бы выглядеть наша страна, если бы мы воспринимали диких животных так же серьезно, как в настоящее время относимся к мясу.