Читаем Как любить животных в мире, который создал человек полностью

Если бы животные умели выражать свои желания понятным для нас образом, у нас появилась бы возможность улучшить их содержание в неволе. Можно было бы давать им обезболивающее, пищу, стимулы. Можно было бы изменить температуру и убрать то, что их пугает. Промышленные фермы могли бы стать более приятным местом, равно как и зоопарки. «Межвидовой интернет» подтолкнул бы многих людей полностью отвергнуть и то и другое.

А может, и нет. Рабовладельцы говорили с рабами на одном языке, но это не помешало обращаться с ними с ужасающей жестокостью. С другими животными у нас будет еще и концептуальный пробел. Как спросить дельфина в неволе, не хочет ли он освободиться, или поинтересоваться у свиньи, хорошо ли ей живется? У животных нет представления о другой жизни. Даже если мы сможем их услышать, никогда не будет уверенности, что для них лучше. Все равно придется совершать прыжки в сопереживании. Мы уже и сейчас можем с определенной уверенностью сказать, что слонам было бы комфортнее за пределами зоопарков, а лососям плохо на рыбоводческих фермах. Надо ли ждать, чтобы исправить ситуацию?

Применение технологий к животным поднимает и фундаментальные этические вопросы. Стимулируют ли приматов и дельфинов в неволе компьютерные игры? Очевидно, да. Следует ли нам предлагать такие игры диким приматам и дельфинам? Надо ли подталкивать их что-то от нас требовать? Биологи вроде Рисс сказали бы «нет»: улучшение условий в неволе – это одно, изменение дикой природы – другое. У меня нет такой уверенности. Технология обогащает нашу жизнь. Я могу вообразить отдаленные времена, когда они начнут помогать диким животным. Мы знаем, что они испытывают боль, и это подводит нас к еще более амбициозному технологическому проекту.

* * *

Дэвид Пирс охотно проясняет две вещи: он не принимает галлюциногенные препараты и не хочет положить конец жизни на Земле. Большинство людей, которых я встречал, не испытывали необходимости это подчеркивать, однако идеи Пирса настолько левые, что он хочет выглядеть как можно более нормальным. Он довел «проверку животными», наверное, до самого крайнего логического вывода.

Он намечает путь к миру без боли – для диких животных. По его не лишенному оснований утверждению, жизнь у большинства существ в природе «неприятная, жестокая и короткая». «В природе многое сводится к голоду», – говорит он, когда мы встречаемся за веганским обедом в Брайтоне. Газелей рвут на куски львы, пингвинята замерзают, даже хищникам приходится бороться за скудную пищу. Многие животные покрыты паразитами, и им как минимум очень хочется почесаться. Эволюция отбирает виды для выживания, а не для психологического комфорта. Естественный отбор не гарантирует, что дикие животные будут жить счастливо.

Даже когда осознаешь жестокость природы, ее проявления все равно шокируют. Как-то раз мы с Элизой заметили гусят у озера в парке. Я попросил ее встать, чтобы сделать фотографию на их фоне, но только я собрался нажать на белый кружок, как слева на экране айфона появилась ворона и подхватила гусенка. Я был в ужасе. Элиза ничего этого не заметила – она смотрела на меня. Я ничего ей не сказал, но почти впервые мне хотелось, чтобы дочь меня утешила. Фотография вдруг перестала казаться радостной. Туристы в африканской саванне тоже часто просят показать, как хищники убивают добычу, а потом чувствуют отвращение, видя, как затягиваются эти муки. В первые годы посетители Лондонского зоопарка, включая Чарльза Диккенса, жаловались, что змей там кормят живыми птицами и грызунами.

Это порождает одну из самых сложных проблем этики отношений с животными: люди относятся к ним жестоко, но разве природа не хуже? Иеремия Бентам, философ, задавшийся ключевым вопросом – «Могут ли они страдать?», – пришел к выводу, что есть мясо этично, так как в природе животных ждала бы еще более мучительная участь. Большинство сегодняшних мыслителей, размышляющих на эту тему, не беспокоится по поводу страданий диких животных. Критики промышленного животноводства и медицинских исследований, например Питер Сингер, во многом обходят этот вопрос. Защитники природы, в том числе сторонники движения «Половина Земли», считают внимание к таким страданиям нелепым: если оставить другие виды в покое в их лесах и океанах, этого достаточно.

Однако в своих работах Пирс как минимум привел веский довод в пользу серьезного отношения к такого рода мучениям. Если нас волнует боль животных на фермах и в зоопарках, можно ли по-настоящему игнорировать боль, с которой животные сталкиваются на воле? Если можно было бы ее уменьшить, решились бы мы когда-нибудь на такой шаг? Пирс не совсем одинок. Джефф Макмэн, профессор философии из Оксфорда, тоже призывает людей задуматься об уменьшении страданий. «Вы когда-нибудь наблюдали за корчами раненого животного? Это кошмарно, – рассказывал мне он. – Страдания очень сильные. Если они крайние и продолжительные и можно предотвращать их небольшой ценой, нам, безусловно, следует так поступать».

Перейти на страницу:

Все книги серии Есть смысл

Райский сад первой любви
Райский сад первой любви

Фан Сыци двенадцать лет. Девушка только что окончила младшую школу, и самый любимый предмет у нее литература. А еще у Сыци есть лучшая подруга Лю Итин, которую она посвящает во все тайны. Но однажды Сыци знакомится с учителем словесности Ли Гохуа. Он предлагает девушке помочь с домашним заданием, и та соглашается. На самом деле Ли Гохуа использует Фан Сыци в личных целях: насилует ее, вовлекает в любовные утехи. Год за годом, несколько раз в неделю, пока девушка не попадает в психиатрическую больницу. И пока Лю Итин случайно не находит дневник подруги и ужасающая тайна не обрушивается на нее.Это поэтичный роман-исповедь о нездоровых отношениях и о зле, которое очаровывает и сбивает, прикидываясь любовью.На русском языке публикуется впервые.

Линь Ихань

Современная русская и зарубежная проза / Прочее / Современная зарубежная литература
Грушевая поляна
Грушевая поляна

Тбилиси, середина девяностых, интернат для детей с отставанием в развитии. Леле исполняется восемнадцать лет и она теперь достаточно взрослая, чтобы уйти из этого ненавистного места, где провела всю жизнь. Но девушка остается, чтобы позаботиться о младших воспитанниках, особенно – о девятилетнем Ираклии, которого скоро должна усыновить американская семья. К тому же Лела замышляет убийство учителя истории Вано и, кажется, это ее единственный путь к освобождению.Пестрый, колоритный роман о брошенности и поисках друга, о несправедливости, предрассудках и надежде обрести личное счастье. «Грушевая поляна» получила награды Scholastic Asian Book Award (SABA), Literary Award of the Ilia State University. Перевод с грузинского выполнила театральный критик Майя Мамаладзе.

Нана Эквтимишвили

Современная русская и зарубежная проза / Прочее / Современная зарубежная литература
Все мои ребята. История той, которая протянула руку без перчатки
Все мои ребята. История той, которая протянула руку без перчатки

1986 год, США. Рут Кокер Беркс, 26-летняя мать-одиночка, случайно зашла в палату к ВИЧ-положительным. Там лежали ребята ее возраста, за которыми отказывался ухаживать медперсонал клиники. В те времена люди мало что знали о СПИДе и боялись заразиться смертельной болезнью. Рут была единственной, кто принялся заботиться о больных. Девушка кормила их, помогала связаться с родственниками, организовывала небольшие праздники и досуг. А когда ребята умирали, хоронила их на собственном семейном кусочке земли, поскольку никто не хотел прикасаться к зараженным. За двадцать лет она выстроила целую систему помощи больным с ВИЧ-положительным статусом и искоренила множество предрассудков. Автобиографичная история Рут Кокер Беркс, трогательная и захватывающая, возрождает веру в человеческую доброту.Редакция посчитала необходимым оставить в тексте перевода сцены упоминания запрещенных веществ, так как они важны для раскрытия сюжета и характера героев, а также по той причине, что в тексте описаны негативные последствия приема запрещенных веществ.

Кевин Карр О'Лири , Рут Кокер Беркс

Биографии и Мемуары

Похожие книги

Экономика просто и понятно
Экономика просто и понятно

Мы живем, когда согласованно функционируют все клетки нашего организма, когда их слаженная работа дает нам возможность чувствовать себя здоровым и полным сил. Вот и наше общество – такой же социальный организм, где все роли взаимосвязаны и все винтики образуют открытую систему, которую называют экономикой!Экономика – это способ жизни общества. Неудивительно в таком случае и следующее равенство: здоровая экономика = здоровое общество. Поэтому всем нам так важно знать, как сохранить наше общественное здоровье, выстроить адекватную систему оценки работы каждой сферы социума, наладить внутренние связи и вовремя подмечать все изменения в экономических структурах.Эта книга – не учебник, здесь нет нудных экономических законов и скучных математических формул, зато есть понимание сути нашей жизни, которая неразрывно связана с обществом. Мы рассмотрим предпосылки формирования рынков, обсудим необходимость зарождения денег, даже исследуем влияние открытия Колумба на торговые связи всего мира! И это для того, чтобы сделать для вас экономику абсолютно прозрачной дисциплиной. Ведь постигать законы жизни общества стоит через живые примеры, исторические факты и логические связи, которые и привели в итоге к формированию нашего современного мира.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Александр Петрович Никонов

Экономика / Финансы и бизнес
Дефолт, которого могло не быть
Дефолт, которого могло не быть

Этой книги о дефолте, потрясшем страну в 1998 году, ждали в России (да и не только в России) ровно десять лет. Мартин Гилман – глава представительства Международного валютного фонда в Москве (1996 – 2002) – пытался написать и издать ее пятью годами раньше, но тогда МВФ публикацию своему чиновнику запретил. Теперь Гилман в МВФ не служит. Три цитаты из книги. «Полученный в России результат можно смело считать самой выгодной сделкой века». «Может возникнуть вопрос, не написана ли эта книга с тем, чтобы преподнести аккуратно подправленную версию событий и тем самым спасти доброе имя МВФ. Уверяю, у меня не было подобных намерений». «На Западе в последние годы многие увлекались игрой в дутые финансовые схемы, и остается только надеяться, что россияне сохранят привитый кризисом 1998 года консерватизм. Но как долго эффект этой прививки будет действовать, мы пока не знаем».Уже знаем.

Мартин Гилман

Экономика / Финансы и бизнес