Как любить животных в мире, который создал человек

После утечки нефти с танкера «Эксон Валдиз» на Аляске в 1989 году люди ощутили моральный долг помочь пораженным каланам: некоторые животные погибли, некоторые не могли вернуться в дикую природу, и потребовалось $123 тыс. по ценам 1990 года для повторного введения каждого из них. В 2020 году миллиарды австралийских животных погибли в природных пожарах, которые были усилены вызванными человеком изменениями климата. Должны ли мы вкладывать средства в их спасение? Если да, то сколько? Философ Клэр Палмер приводит такую дилемму: надо ли кормить белых медведей, которые могут быть обречены на голодную смерть из-за исчезновения арктических льдов, с которых они охотятся на тюленей? Мы можем сохранить их в полудиком состоянии, дав альтернативный источник пищи. Но как конкретно это сделать? Убивать тюленей, чьи жизни тоже имеют значение и популяция которых сокращается? Выловленной рыбой? Сельскохозяйственными животными со всеми вытекающими этическими вопросами? Чтобы накормить девятьсот медведей, понадобится 3,6 тонны корма из рыбы или свиней в день. Решений без боли здесь нет.

Идеи Пирса не дают мне покоя. Может быть, однажды мы будем вспоминать наше пренебрежение дикими животными так же, как сейчас вспоминаем пренебрежение прошлых поколений сельскохозяйственными. Мы обязаны, по крайней мере, учитывать эту боль и подумать, можно ли что-то с ней сделать.

Сейчас мириться со страданиями животных в природе приходится просто потому, что с этим ничего не поделаешь. Можно было бы спасти кого-то от природных пожаров, но отношения между хищником и жертвой безальтернативны. Если не давать львам есть газелей, это спасет газелей, но повредит львам. Питер Сингер придерживается мнения, что если бы жизнь добычи оказалась в большой степени состоящей из страданий, то самой неотложной проблемой стали бы программы возрождения дикой природы, которые подразумевают введение хищников в новые области. Но даже эти проекты все равно можно было бы оправдать преимуществами для окружающей среды. Здоровые экосистемы основаны на смерти и соперничестве. Это ставит под вопрос представление, что получится отредактировать животных, сохранив при этом баланс на планете. Геномы животных очень сложны. Нельзя просто выбить из них ген плотоядности.

Генную инженерию часто сравнивают по амбициозности с полетом на Луну, но сегодняшняя реальность больше похожа на одинокую петарду. Я упоминаю идею Дэвида Пирса редактировать гены всех хищников Элисон ван Эненнам, австралийскому ученому, которая занимается животными в Калифорнийском университете в Дейвисе. «Мы невероятно далеки от того, чтобы превращать плотоядных во всеядных, – отвечает она. – Все биологические процессы в этом животном встроены в его плотоядность. Пришлось бы изменить в буквальном смысле тысячи генов. До этого так далеко, что это даже не смешно».

Легко думать, что люди вот-вот научатся переделывать природу целенаправленно и разумно, а не случайно и глупо, как сейчас. Ван Эненнам – это иллюстрация технологических и правовых ограничений генной инженерии. Ее история началась со счастливого случая. Многие фенотипические черты связаны с множеством генов, однако ей удалось определить, что за рога у герефордской породы коров отвечает всего один. Если забрести на поле с коровами, быстро понимаешь, что рога потенциально опасны, поэтому их, как правило, удаляют еще в молодом возрасте, причем часто без анестезии. Если вывести комолый – безрогий – вид, это поможет и коровам, и фермерам.

Ван Эненнам и компания Recombinetic, которая с ней сотрудничала, сумели вывести два безрогих поколения. Казалось, это демонстрирует потенциал синтетической биологии, но в январе 2017 года, в последние дни администрации Барака Обамы, FDA опубликовало проект правил, согласно которым генно-модифицированный скот должен регулироваться как лекарственные препараты. Все труды ван Эненнам пошли насмарку.

«На том этапе у нас было шесть беременных коров, – рассказывает она в своем кабинете, увешанном бейджами с конференций и марафонскими медалями, – и они в одночасье превратились из животных без рогов в новое животное-лекарство, причем неодобренное». Даже годы спустя ее гнев на FDA не угас. «Они десять лет с нами не разговаривали, а потом подбросили нам эту какашку за день до вступления Трампа в должность».

Я спрашиваю, пришлось ли из-за этого распоряжения заморозить работу. «Скорее, сжечь, – говорит ван Эненнам. – Причем в самом прямом смысле. У меня масса фотографий кремации коров. Хотите, я покажу?» Она поворачивает свой ПК и демонстрирует снимки коровы весом девять центнеров, которую убили и отправили в топку. «Я платила за то, чтобы их выкормить, и я же заплатила, чтобы их сожгли». Если мрачных ноток мало, коровы оказались слишком велики и избавиться от них целиком не получилось. «Крематорий рассчитан на определенное количество плоти – не знаю, как помягче выразиться».