Как любить животных в мире, который создал человек

Рассуждения Макмэна во многом теоретические и ограничиваются тем, что ничего очевидного для предотвращения страданий диких животных мы сделать не в состоянии, тем более с небольшими затратами. Пирс, однако, уже написал статью о создании «государства всеобщего благоденствия» для африканских слонов со здравоохранением от колыбели до могилы. Это обойдется в $2–3 млрд. в год, но и это только начало. Он воображает в будущем «государство всеобщего благоденствия для всех видов». «Это не выбор между превращением мира в зоопарк и сегодняшней дикостью, – объясняет он. – В завтрашних заповедниках будет вся природа и все животные сегодняшнего дня, но необязательно будут сегодняшние страдания».

Пирс хочет отредактировать гены практически всех видов таким образом, чтобы животные не ели друг друга и не голодали. Он убежден, что этого можно будет добиться – вероятно, к концу столетия – благодаря суперкомпьютерам и нанороботам. Он называет это «буддизмом с биотехнологиями». Тот факт, что наборы для генного редактирования бактерий сейчас можно купить в интернете дешевле $200, еще больше его ободряет. Если вставить в хромосомы животных особые фрагменты ДНК – генные драйвы, – отредактированные гены распространятся на всю популяцию данного вида. «У нас появится возможность выбирать степень страдания в мире. В истории еще такого не было, – говорит он. – Я думаю, что долгосрочная цель – сделать биосферу цивилизованной. В сущности, каждый ее кубометр будет доступен для наблюдения, микроменеджмента и контроля… Мы сами будем решать, как нам использовать нашу власть».

Это совершенно невероятное утверждение, ведь даже сегодня на планете еще остаются места, где не ступала нога человека, не говоря уже об отсутствии знаний, достаточных для такого контроля. Сложно догадаться, кто лучше всего представил бы эту идею. Может быть, гений-миллиардер вроде Илона Маска или мудрая тетя вроде Джейн Гудолл. Пирс, по собственному признанию, не относится ни к тем, ни к другим. У него неловкая, извиняющаяся фигура, брови и рот странно сгибаются, как будто под управлением какой-то примитивной анимационной программы. «У меня ухмылка деревенского дурачка, – заявляет он мне ни с того ни с сего. – Но это скорее “пожалуйста, не обижайте меня”, как у низкостатусного шимпанзе, а не внутренняя умиротворенность».

Пирс начал размышлять об этих идеях еще в детстве. Вегетарианцами были все его дедушки, бабушки и родители. «Одно из моих самых первых воспоминаний – черные дрозды, клюющие червяка. Я очень огорчился, ведь любая жизнь священна, и это так ужасно. Я хлопнул и спугнул птиц, и у меня тогда появилась мысль: если дрозды не будут есть червяка, то их птенцы умрут от голода. Да, уже в таком возрасте человек может ясно нарисовать в воображении перепрограммирование биосферы». Несколько лет спустя ему в руки попала книга Philosophy Made Simple, введение в философию для начинающих, и он пришел к выводу, что является утилитаристом и привержен минимизации страданий, где бы они ни имели место. Он страдал депрессиями, и это привело его к мысли об искусственном стимулировании головного мозга, чтобы вызвать ощущение счастья. В научной фантастике это называют wirehead – «перепрошитой головой». («Для большинства этот термин звучит довольно унизительно, но мне, человеку с весьма меланхолическим темпераментом, идея показалась чудесной».) Он принимал наркотики и написал трактат о том, что MDMA может открыть «завораживающую перспективу на подлинное психическое здоровье, каким оно может быть в грядущие столетия». (В наши дни Пирс обходится «десятью – одиннадцатью чашками кофе в день и парой банок Red Bull». Немногим полезнее.) Свои дни он проводит, управляя бизнесом по веб-хостингу и играя в Mortal Combat на своем айпаде. Он признает, что видеоигры с насилием – странное хобби для человека, стремящегося победить насилие, но он хотя бы использует никнейм veganpacifist.

Философия Пирса скорее повредила его способности наслаждаться природными красотами. «Я смотрю на кота с точки зрения мыши, – рассказывает он, – а если выхожу на природу, то думаю обо всех ужасах, которые там происходят». – «А что с документальными фильмами про диких животных?» – интересуюсь я. «Я в каком-то смысле наслаждаюсь этим бессмысленным зрелищем, но все равно думаю о боли. Нам пять секунд показывают умирающего от голода императорского пингвина, а потом меняют картинку. Это ложь и обман, точно как в северокорейской пропаганде».