Как медведь блоху перехитрил

Но вдруг напала на медведя Ивана хворь. На глазах истаял, захирел медведь. И сразу никому не нужен стал. Сначала отказались от него дальние родственники, потом ближние. Ни под матицей в новой берлоге посидеть его не зовут, ни барашка перед охотой отведать, и в помощи ему отказали все.

Пошел тогда медведь к волку. Просит:

— Помоги берлогу поставить. Мне самому не сдюжить. Ослаб я совсем.

Но отвернулся от него волк Рыжий Загривок, сказал:

— Некогда мне.

— Но ведь ты кумом мне доводишься, —напомнил медведь.

— Об этом надо забыть, — сказал волк. Кумовство теперь не в почете.

— Но ведь ты же сам говорил, что нужно держаться за старые обычаи, чтобы душой не оскудеть.

— Верно, за старые обычаи держаться надо, но надо и новые заводить. Я решил держаться новых обычаев — без кумовства жить.

И выпроводил его за порог.

И крепко-накрепко закрыл за ним дверь.

ШЕСТОЕ ЯИЧКО

На ветке черемухи над речкой покачивался Сорокопут. Была весна и настроение у Сорокопута было весеннее. Покачивался он на ветке черемухи и чекал:

— Чэк... Чэк... Чэк-чэк.

И тут окликнула его жена:

— Иди сюда... Погляди, у нас в гнезде шесть яичек. Утром, когда я глядела, пять было. Полетела по речке, вернулась, смотрю — шесть. Откуда шестое взялось?

Точно, Сорокопут помнит — было пять. А теперь пять и еще одно. Оно такое же, как и другие — белое в крапинку, только чуть крупнее вроде. Утром его не было.

«Не знаю», — хотел было сказать Сорокопут, но взглянул на жену и догадался: разыгрывает она его. Сказала утром, что полетит полетает над речкой, а сама вернулась потихоньку и снесла шестое яичко, чтобы удивить его.

«Шутит жена», — подумал Сорокопут и решил поддержать ее шутку, сказал:

— Это яичко я снес.

Он сказал в шутку а она поверила и всем птицам рассказала на речке:

— Мой Сорокопут яйцо снес.

И села высиживать птенцов. Сидела, сидела, вывела. Из всех шести яичек птенцы вывелись.

— Посмотрим, — сказала жена Сорокопуту, — как будет расти птенец, который вылупился из яичка, что ты снес. Он вон какой головастый и крепкий.

— Посмотрим, улыбнулся Сорокопут и улетел за червяками на луг.

Ему теперь некогда было на черемухе покачиваться, нужно было детей кормить. Летала с ним и жена... Прилетают они один раз к гнезду, смотрят, а в нем всего один птенец сидит, тот, что из шестого яичка вылупился.

— А где же братья твои? — спрашивают они его.

— Там, — сказал птенец и свесил лысенькую головку через край гнезда. — Пристали ко мне: попестай нас, братец. Посадил я одного на спину, подбросил его слегка, а он и вывалился наружу. И остальные все попадали. Неловкие они какие-то.

Погоревали Сорокопут с женой и полетели на луг — один птенец у них все-таки остался, надо кормить его. А птенец ух каким прожорливым был. Распяливает рот до ушей, орет на всю речку:

— Есть хочу.

Утром просыпается с этим криком и весь день только и слышишь его: «Есть... Есть... Есть...». По ночам и то ворочается во сне и шепчет:

— Есть... Дайте мне поесть.

Сорокопут ворчал на него:

— Обжора. Мы вдвоем с женой не съедаем столько, сколько ты один ешь.

А жена говорила:

— Не надо, не ругай его, пусть ест. Он вон растет как. Едва в гнезде умещается. Он, наверное, будет большим и сильным, ведь он вылупился из того самого яичка, что ты снес.

Сорокопут понимал, что жене тяжело, оттого она и шутит, поддержал шутку:

— Да, да, он вылупился из того самого яичка.

И полетел за гусеницами, потому что птенец кричал изо всей мочи:

— Есть хочу!

— Бедный, кричит и кричит, — сказала Кулику Трясогузка. — Одного прокормить не могут. У меня вон пятеро и все сыты.

Услышал это Сорокопут и наддал ходу: «Батюшки, что о нас с женой на речке говорят». Оглянулся на Трясогузку, хотел было крикнуть: «Пятеро... Тебе бы одного нашего, поглядел бы я тогда, нашлось бы у тебя время с Куликом болтать», — но вовремя спохватился: «Еще подумают, что я их дружбе завидую».

Так и летал Сорокопут всю весну от гнезда к лугу, от луга к гнезду, а однажды вдруг и говорит жене:

— Э-э-э, ты-ы погляди, жена, ведь у нас в гнезде ку-ку-шо-нок.

— Верно, кукушонок, — согласилась жена и добавила: — Оттого он и ел столько, в пот нас вогнал с тобой.

И теперь летает по речке и говорит всем:

— Когда я несу яйца, то из них выводятся маленькие сорокопутики, а Сорокопут мой снес яйцо и из него знаете кто вылупился?

Ку-ку-шо-нок!

Слушает ее Сорокопут и хватается за сердце: ну как ее теперь убедить, что никакого яйца он не нес, что он просто пошутил тогда. А откуда у них взялось шестое яичко в гнезде, он и сам не знает.

КОМУ СНИЛСЯ ЕЖИК

Перед обедом дело было. Сидел медведь Спиридон на березовом пне у берлоги, смотрел из-под косматых бровей на солнце и качал головой:

— Надо же! Не больше блюдца, а каким светом налито. И тепла много. Сиди у берлоги и грейся. Меня же в беремя не возьмешь, а нет во мне ни ясности солнечной, ни тепла его.

— Зря наговариваешь на себя, дядя Спиридон, — сказал, выкатываясь из-за кустика Ежик. — У каждого из нас свое солнце в сердце горит. Подними тебя на такую высоту, и ты светить будешь. Тебе же делать там больше нечего будет, как только светить.