Процесс формирования нового министерства оказался чрезвычайно болезненным. Основная коллизия состояла в том, что некоторые отраслевые министерства, которые должны были быть поглощены ведомством Титкина, к тому времени уже успели превратиться в государственные корпорации, ассоциации и тому подобное. Все это были абсолютно надуманные структуры, создававшиеся сверху по воле прежних союзных министров. Обычно они вызывали подчиненных им директоров основных заводов и говорили: «Министерство реорганизуется в корпорацию (вариант – в ассоциацию). Вы должны стать ее членами. Деньги на бочку!»
Поскольку сила власти – а главное, личного авторитета – была еще достаточно велика и традиции мышления «начальник – подчиненный» частично сохранились, то многие на это пошли. И теперь руководители этих многочисленных концернов, корпораций и ассоциаций вовсе не хотели отдавать власть, а главное, здания и имущество. Но положение Титкина было незавидно еще и потому, что реальных властных рычагов у него, по сути дела, не было. Обсуждая между собой проблему создания Министерства промышленности, мы изначально намеревались сломать старую практику государственной опеки над предприятиями. Было ясно, что никакой прежней государственной поддержки предприятиям в плане бесплатной раздачи денег не будет, никаких директивных указаний заводам мы давать не станем. Все, что связано с государственным регулированием материального производства, в значительной степени ложилось на Министерство экономики. Оно же формировало и оборонный заказ. А Министерство промышленности должно было стать, с одной стороны, неким аналитическим органом, отвечающим за координацию и единую научно-техническую политику, а с другой – своего рода большим бюро жалоб, куда директора будут ходить, чтобы «плакаться в жилетку». И их там будут поддерживать, говорить добрые слова, давать какие-то советы. И все!
В этом смысле Саша Титкин априори оказывался в тяжелом конфликте с бывшими союзными монстрами. Каким-то образом, по крайней мере в первое время, ему нужно ими руководить, но чем-то помочь им финансово он почти не мог.
Был там и личностный конфликт. Невольно могу сравнить его ситуацию со своей. Я для госплановцев был полностью человеком со стороны, из академического мира, который они по-своему уважали, поскольку тоже много занимались аналитикой и прогнозами. Плюс азы рыночной экономики я понимал явно лучше, а их умение планировать все до винтика было уже не востребовано. Поэтому они воспринимали меня не как комиссара, а как коллегу, пусть и обретенного не добровольно. А Александр был отчасти своим, но в представлении потенциальных подчиненных очень легковесным. До избрания народным депутатом он возглавлял небольшой завод в Тульской области. Конечно, для союзного министра, когда-то ворочавшего миллиардами, контролировавшего сотни заводов иногда с десятками тысяч работников, попасть под начало директора мелкого предприятия было психологически тягостно.
В итоге министерство в первоначально задуманном варианте в виде гигантского монстра просуществовало лишь несколько месяцев и было в итоге разделено на несколько отраслевых комитетов, координировавшихся специальным заместителем председателя правительства. Первым на эту должность был назначен Георгий Хижа.
Активная работа по становлению молодой российской государственности шла по многим направлениям. Постепенно укреплялась президентская вертикаль, постоянно назначались новые представители президента в областях, республиках, а также главы их администраций. На протяжении 1992 года произошла замена большинства бывших советских послов в зарубежных странах. Правда, эта деятельность напрямую касалась нас относительно в малой степени в отличие от формирования экономического блока правительства.
3. Стартовая база реформ
Еще занимаясь аналитическими исследованиями в своем институте, мы знали, как резко ухудшается экономическая ситуация в стране. Работая над программой реформ на даче в Архангельском, мы получили возможность познакомиться с закрытыми материалами и статистическими данными, которые тоже не располагали к оптимизму. Впрочем, для того чтобы понять драматизм положения в экономике, не нужно было быть профессиональным экономистом. Любая домохозяйка, отправлявшаяся за покупками и видевшая пустые полки, понимала, что ситуация тяжелая. А для профессионала было ясно, что товарный рынок близок к коллапсу.
В повседневную жизнь рядового человека вошли в те дни немецкие посылки с гуманитарной помощью и огромные очереди в опустевших магазинах. У меня до сих пор стоит перед глазами картина, которую я увидел в день своего назначения в правительство. Я жил тогда на Земляном Валу в том же доме, где поселился после горьковской ссылки академик Андрей Дмитриевич Сахаров. К сожалению, с самим великим ученым и правозащитником я был знаком лишь на уровне «здравствуйте» между соседями по большому дому, а с его вдовой Еленой Боннэр позже познакомился близко и до ее отъезда в Америку поддерживал добрые отношения.