Как мы делали реформы. Записки первого министра экономики новой России

На первом этапе в части валютных расходов государства нам пришлось применить и административные меры. Для этого была, в частности, создана Валютно-экономическая комиссия при председателе Правительства РСФСР. Возглавлял ее Гайдар, а я и Петр Авен были назначены его заместителями. В комиссию входили представители Минэкономики, Минфина, МВЭС, Внешэкономбанка, ряда других ведомств. Ей было поручено рассмотрение всех вопросов, связанных с расходованием республиканского валютного резерва. В рамках этой комиссии в обязательном порядке рассматривались вопросы привлечения и использования иностранных кредитов. Здесь вообще решались все вопросы, связанные с движением валюты. Причем особенно пристально обсуждались вопросы выделения валюты тем или иным предприятиям, организациям, федеральным органам. Заседания комиссии обычно проводили по очереди я и Авен, а окончательно ее решения утверждались Гайдаром. Иногда он в последний момент что-то вычеркивал из подготовленных, буквально выстраданных нами предложений.

Вскоре, а именно в январе 1992 года, было принято решение, утвержденное, кстати, Верховным Советом, о замораживании всех счетов во Внешэкономбанке. Воспользоваться деньгами можно было только с разрешения правительства, то есть нашей комиссии.

Заседания комиссии превращались в психологическую пытку и для ее членов, и для просителей, которые требовали вернуть им их же собственные законные деньги. Дело в том, что реально этой валюты во Внешэкономбанке просто почти не было. Доллары и дойчмарки существовали лишь в виде записей по счетам. Согласитесь, что делить 25 миллионов долларов на огромную страну несколько труднее, чем 600 миллиардов долларов (не считая резервного фонда), которые были у нынешних властей накануне последнего кризиса.

В основном средства направлялись на закупку детского питания, медикаментов, в частности не выпускавшегося у нас инсулина, и на другие неотложные нужды преимущественно социального характера. До сих пор помню эпизод с генеральным директором известной космической корпорации «Энергия» академиком Семеновым. Он входит на заседание комиссии (а проводились они в бывшем зале заседаний Политбюро на Старой площади), неся под мышкой какой-то большой и непонятный агрегат. Сейчас охрана едва ли бы такое пропустила, но тогда все было проще и демократичнее. Потом оказалось, что это кухонный комбайн, разработанный космической фирмой в рамках активно насаждавшейся Горбачевым конверсии. Комбайн, правда крупноватый, они сделать сумели, а наладить выпуск к нему мини-электромоторов – нет. Решили закупить их в Японии на валюту, заработанную от американцев в рамках совместной космической программы. Я, как мог деликатно, стал объяснять ему, что денег этих фактически нет, да и комбайн их не самая насущная вещь для полуголодной страны. Семенов, кажется, так ничего и не понял. Только, глядя на меня в упор, спросил: «Как нет, это же наши деньги!» И не дожидаясь конца моего ответа, молча забрал со стола свой агрегат и так же молча, не прощаясь, вышел. Мне было искренне неловко перед уважаемым конструктором, хотя моей личной вины в пропаже их денег не было ни капли. Как ни странно, после таких передряг впоследствии у меня с Семеновым, как и со многими другими «красными директорами», сложились хорошие рабочие и уважительные личные отношения.

Через два года частным лицам замороженные деньги были выплачены полностью, а долги юридическим лицам стали погашаться путем выдачи им валютных облигаций Министерства финансов (облигаций внутреннего валютного займа), которые потом, до их погашения, много лет довольно активно ходили на финансовом рынке, включая международный. Так был создан первый вполне цивилизованный инструмент решения долговой проблемы. Расплата облигациями, которые с первого дня можно было продать на рынке по текущему курсу и по которым даже выплачивался доход в 3 % годовых, многократно лучше предлагавшегося некоторыми экономистами советской школы циничного списания долга государства перед собственными предприятиями и гражданами, чем де-факто неоднократно «баловались» коммунистические правители (тут стоит вспомнить сталинские добровольно-принудительные «народные» займы).

Сама ситуация была экстраординарной. Фактически последний советский режим элементарно растранжирил деньги предприятий, которым лишь незадолго до этого разрешили, с массой ограничений, самостоятельно зарабатывать валюту, обязав при этом всю ее хранить во Внешэкономбанке.

Реальная угроза голода

С приближением зимы над страной все отчетливее нависала угроза голода и холода, особенно в индустриальных центрах, а с ней и угроза массовых социальных потрясений. Отовсюду поступали сообщения об огромных перебоях с самыми необходимыми продуктами, даже за хлебом и молоком выстраивались многочасовые очереди. В магазинах за ненадобностью закрылись мясные и гастрономические отделы. В некоторых городах стали возникать стихийные «табачные бунты». В отдельных регионах продовольственных ресурсов оставалось буквально на считаные дни.