Как мы делали реформы. Записки первого министра экономики новой России

Анатолий Чубайс, работавший осенью 1991 года заместителем председателя горисполкома Петербурга, рассказывал, что на заседаниях исполкома каждую неделю обсуждался вопрос о запасах мяса, хлеба, других продуктов, которых хватало для обеспечения скудного рациона города только на несколько суток. Такая же ситуация была в Москве, да и во всех других городах. Драматическим было и положение с запасами топлива, в том числе на электростанциях. На экономическом языке подобное положение называется «остановка материальных потоков».

В качестве иллюстрации драматизма положения и реальности угрозы голода и холода приведу лишь один официальный документ (десятки подобных примеров даны в книге Егора Гайдара «Гибель империи», который, готовя свою монографию, изучил огромный массив архивных документов ЦК КПСС и советского правительства). Это справка для высшего руководства страны, подготовленная КГБ СССР и подписанная 2 сентября 1991 года. Полагаю, что ни у кого не вызывает сомнений, что КГБ был в СССР довольно информированным ведомством. Вот некоторые выдержки из нее: «Поставки продовольствия в город (речь идет о Москве. – А. Н.) обеспечиваются на 60–79 %, а его запасы имеются лишь на 15 дней. <…> Сложное положение складывается в энергетике. Все ТЭЦ работают с колес. Необходимые запасы угля и мазута составляют лишь 50 % от потребного количества. Снабжение продуктами питания осуществляется с перебоями. <…> Особую озабоченность вызывает обеспечение населения хлебопродуктами. Установлена норма – 250 граммов в день на человека (норма военного времени. – А. Н.)».

Особо обращаю внимание читателей на дату документа: 2 сентября 1991 года. За месяцы, прошедшие с момента подготовки этого документа до нашего прихода в правительство положение резко ухудшилось. На память о той ситуации в Москве у меня до сих пор хранится синенькая «карточка покупателя» с фотографией, по которой москвичам продавалось за один раз только по полкило продуктов типа колбасы или сыра. Приезжим выдавали по 200 граммов, и то обязательно нашинкованное, чтобы он, этот хитрец-приезжий, не увез провизию куда-нибудь в Тулу или в Рязань, а съел тут же, на месте.

По проведенным тогда исследованиям, каждый горожанин проводил в очереди только за колбасой (там, где она вообще продавалась) более четырех часов в месяц. Люди должны помнить немецкие посылки с гуманитарной помощью и истерию в газетах, что мы не переживем зиму.

Я вспоминаю одно драматическое заседание, которое проводил в Совмине вместо Гайдара. Я тогда был его первым заместителем по Министерству экономики и финансов, но иногда он поручал мне проведение оперативных совещаний в правительстве в целом.

Это было недели через три после нашего прихода во власть. На повестке дня стоял вопрос о снабжении продовольствием Петербурга. Питерские власти почти в полном составе приехали в правительство буквально со словами: спасите город! Кстати, если не ошибаюсь, на том совещании я познакомился с нынешним президентом России.

Как выяснилось, запасов муки в Питере оставалось на неделю, а резервов кормового зерна – дня на два-три. Снабжение города мясом, не считая импорта, в основном базировалось на продукции местных птицекомбинатов. Сама область зерно практически не производила, и все снабжение и мукой, и кормами было ориентировано на централизованные поставки. А они прекратились. Импорт из-за замораживания кредитов почти остановился. Помню, кто-то из питерских на совещании отчаянно крикнул: «У нас куры дохнут, а потом люди начнут». Петербург действительно оказался тогда на грани голода. Допустить такое в городе, пережившем блокаду, было нельзя.

Комиссия выслушала их доклад, и все глаза повернулись ко мне: ты председатель, тебе и решать. А я еще три недели назад заместитель директора научного института, академический ученый, пусть и занимавшийся проблемами реальной экономики.

Как часто бывает на больших и тяжелых совещаниях, гнетущая тишина вдруг буквально повисла в воздухе. Помню, на секунду у меня появилось желание встать, выйти из зала, тихо закрыть за собой дверь и никогда больше в Дом правительства не приходить. Слишком тяжела была ситуация и велика была ответственность.