Как написать прорывной роман. Секреты мастерства от знаменитого литературного агента

Что делает идею понятной каждому?

Если писатель успешно выстроил нравственный конфликт – сначала обозначил его, а затем подвел к кульминации одновременно с другими событиями романа, – то результатом этой работы станет посыл, который, вероятно, надолго осядет у читателя в голове.

Обратите внимание на слово «вероятно» в последнем предложении. Некоторые идеи запоминаются хорошо. Другие – не очень. Почему? Я думаю, что ответ на этот вопрос заключается в сути того, что делает идею понятной каждому.

Широко распространенная мораль или точка зрения, с одной стороны, понятны каждому, но в то же время могут и не произвести особого впечатления. В телевизионных ситкомах с получасовыми сериями обычно присутствует некая популярная мораль, но она обычно забывается уже к началу титров. Почему? Посыл в ситкоме часто примитивен и слабо драматизирован. В прорывном романе та же самая идея способна оглушить. Так происходит потому, что писатель выстраивает проблему или дилемму на протяжении всего повествования, углубляя ее в череде весьма драматичных сцен такого масштаба, который трудно воплотить в двадцатидвухминутных сериях телешоу.

Поэтому не столь важно, насколько широко обсуждается в обществе мысль, заложенная в роман, – куда важнее, насколько хорошо она раскрыта в произведении. Стоит ли говорить, что градус впечатления от идеи романа не зависит от его длины. Над этим надо работать. Автор прорывного романа должен сам занять какую-то позицию, чтобы то же могли сделать и его герои, должен зажечь их идеей и поддерживать в них ее огонь с помощью собственных глубоких убеждений.

Но каких именно убеждений? Простых, распространенных, звучащих то тут, то там? Иногда. «Любовь превозмогает все» – пожалуй, самая распространенная мысль в романтических произведениях. Но чаще всего она не оставляет заметного послевкусия. Редкие любовные романы из серий дарят мне чувство удовлетворения в финальный момент развязки, когда между героем и героиней случается тот самый «поцелуй». Идея вроде бы та же, что и в великих романах о любви, но по какой-то причине в большинстве серийных изданий она производит не большую встряску, чем перышко, упавшее на ковер.

В великом романе о любви именно любовь – главная ценность в мире. Такой она становится благодаря глубокому развитию темы, которое мы обсуждали выше, но, возможно, и потому, что эта предсказуемая мысль приходит с неожиданной стороны. Это одна из причин, почему иногда появление в романах о любви необычных элементов – например путешествий во времени или сверхъестественных мотивов – на некоторое время улучшает продажи. Новый контекст придает привычным заповедям жанра свежий вид. (Разумеется, успешные модификации сюжета вскоре приедаются и затираются от чрезмерного использования – но это уже другой разговор.)

Таким образом, один из способов создавать мощные идеи – это применять принцип оригинальности, который мы обсуждали во второй главе. Иными словами, добираться до знакомых моральных установок непривычным маршрутом.

Но как быть с по-настоящему оригинальной идеей? Смогут ли читатели принять непривычную, возможно, даже непопулярную мысль? Конечно, смогут. Мало кто из писателей ставит себе задачу повторить уже высказанную кем-то мысль. Большинство предпочло бы изрекать смелые идеи. Это нормально, и в этом-то как раз и заключается цель беллетристики – в отличие от жанровой литературы, идейная цель которой состоит в подтверждении расхожих убеждений. Существует масса способов сделать непопулярную точку зрения как интригующей, так и отталкивающей. Романист, который надеется совершить прорыв, естественно, будет стремиться к первому варианту.

Время от времени в стопке с самотеком я обнаруживаю рукописи, которые оперируют моральными абсолютами. Обычно их авторы держат на что-то обиду: на идиотскую общественную политику, лицемерных государственных деятелей, безучастную систему здравоохранения, несправедливое судопроизводство и тому подобное. При всем их явном неравнодушии к теме подобные романы меня не особенно впечатляют. Моральный абсолютизм плохо применим к вымышленным историям. Вымысел рассказывает о людях, а люди склонны ошибаться. Кроме того, подобные рукописи зачастую проповедуют то, во что большинство из нас и так уже верит. И зачем нам снова об этом читать? Как я уже сказал, если речь идет о расхожей идее, транслировать ее надо непривычным способом.