Как написать прорывной роман. Секреты мастерства от знаменитого литературного агента

Я считаю, что лучший вариант – это история, которая происходит и на внешнем, и на внутреннем уровнях. В рассказе о том, как создавать сложных персонажей (см. пятую главу), я отметил, что интерес вызывают персонажи с внутренними противоречиями. Соответственно, убеждения персонажа тоже следуют по пути развития. У них есть собственная сюжетная арка. Вплетя внутреннюю борьбу в полотно внешних событий истории, вы усилите итоговое впечатление от романа, особенно если внешний и внутренний конфликты достигнут кульминации одновременно. Добавив в это уравнение нравственный аспект, вы только приумножите этот эффект.

Многие романисты небезосновательно остерегаются морализма. Слишком легко скатиться в назидательность. Поэтому важно, чтобы моральные установки протагониста проступали в его действиях. Аналогичным образом его взгляды, вывернутые наизнанку, могут проступать в действиях антагониста – даже если главный враг вашего героя это он сам. Разумеется, к не верящим в себя и склонным к саморазрушению протагонистам сложно испытывать симпатию, но, с другой стороны, протагонист, напрочь лишенный недостатков или заблуждений, не производит особого впечатления.

Орсон Скотт Кард – один из лучших современных писателей, работающих на ниве нравственно заряженной научной фантастики. Несмотря на то что он четко доносит свою позицию, в лучших его произведениях она транслируется через действия персонажей, а не из их уст. В его романе «Игра Эндера» (Ender’s Game, 1985), отмеченном премиями «Небьюла» и «Хьюго», юного Эндрю «Эндера» Виггина увозят из родного дома и отправляют в военную школу, где он тренирует боевые навыки в напряженных сражениях, происходящих в виртуальной симуляции. В кульминационный момент романа, после битвы с призрачным шансом на победу, в процессе которой была уничтожена родная планета противника, Эндер обнаруживает, что то, что выглядело как компьютерная игра, вовсе ею не было.

Эндер, будучи вундеркиндом, боролся с настоящим вторжением инопланетян. Пилоты боевых кораблей, которыми он жертвовал в процессе, действительно погибли. Десять миллиардов пришельцев, которых он истребил, были столь же живыми и разумными, как и любой из землян. В конце романа он покидает корабль колонистов и отправляется исследовать мир врага, которого уничтожил. Роман Карда буквально нашпигован соображениями о детях, компьютерных играх и пестуемой человечеством культуре насилия, но нигде в романе эти темы не подаются в лоб. Напротив, Кард позволяет самому сюжету донести до читателя его посыл.

Какую бы мысль вы ни хотели донести, эффективнее будет представить ее в виде убеждения, которое движет героем, а не высказанного прямым текстом мнения, которое прерывает поток истории. Впрочем, из этого правила есть одно исключение. И если правильно им воспользоваться, то в вашем прорывном романе появится по-настоящему будоражащий момент.

Герой заявляет о цели

Как я уже сказал, приверженность высоким принципам лучше всего проверяется на пике драмы – или, возможно, в самый тяжелый момент. Если в это время получится выразить убеждения героини с пылом и лиризмом, так, чтобы это выглядело уместно и не слишком пафосно, то этот эпизод может стать мощной декларацией ее взглядов, объявлением героиней ее цели.

Вот еще один способ найти подходящий для этого момент: что движет вашей героиней? В какой ситуации ей необходимо осознать, что именно ее мотивирует? Это и есть то самое время и место, когда она может заявить о своей цели.

В романе «Сегун» любовь между Джоном Блэкторном и Марико – это запретное, но сильное чувство. Однако Марико – японка до мозга костей. Когда ближе к концу романа долг обязывает ее совершить сэппуку – ритуальное самоубийство, она готовится распрощаться с жизнью, чтобы не навлечь на себя позор. Блэкторн спрашивает ее, зачем она это делает. И вот тогда Марико сообщает, каковы ее глубочайшие убеждения:

– Моя жизнь никогда не была моей собственностью, Андзин-сан. Она всегда принадлежала моему сюзерену и после него – моему господину. Таков наш закон.

– Это плохой закон.

– Да. И нет. – Она оторвала взгляд от татами. – Мы будем спорить о вещах, которых нам не изменить?

– Нет. Пожалуйста, извини меня.

– Я люблю тебя, – сказала она по-латыни.

– Да. Теперь я знаю это. И я люблю тебя. Но ты стремишься к смерти, Марико-сан.

– Ты не прав, мой милый. Моя цель – жизнь нашего господина[47].

Запоминающимися убеждения Марико делают не только их сила и благородство, но правильно выбранный Клавеллом момент для их выражения.