— Перед отъездом мне звонил мистер Лопес, — начал Рубио, поливая соусом кусочки ветчины, окропленные лимонным соком, — и сказал, что какое-то время они поживут в Лондоне. Их к себе пригласил управляющий филиппинскими золотыми приисками, его сын учится в Оксфорде.
В тот момент я протирал мокрой тряпкой стойку и сделал вид, будто все, что говорит мистер Рубио, меня не касается. Однако дядя Пит навострил уши, хотя и накладывал порцию свежего риса какому-то посетителю. От слов Рубио у меня екнуло сердце, и я опрокинул стакан. Мало того, что вода залила стойку, она еще замочила мне всю рубашку. Мистер Рубио взглянул на меня и не произнес больше ни слова.
Направляясь к кофеварке, тетя шепнула:
— Ты переутомился, Крис. Когда схлынут посетители, иди домой, отдохни.
Тетушка, конечно, догадалась, отчего я вдруг стал таким неловким. Часа через два после ухода Рубио мы с дядей собрали в кучу тарелки, вытерли столы, и я ушел. По дороге я забрал из ящика почту — два письма: одно на имя дяди, наверняка счет за телефон, другое мне — авиаписьмо от дяди Сиано.
Я полетел наверх, перепрыгивая через ступеньки. Устроившись на диване в гостиной, я поспешно вскрыл письмо. Всей душой я чувствовал свою вину: долго собирался ответить дяде Сиано, да так и не собрался. Мне повсюду мерещилось лицо Эстреллиты, даже на чистых листах бумаги.
Дядя писал:
Дорогой племянник,
мы все время заняты работами на плотине. Работать трудно, дожди пришли рано, по дорогам не пройти — такая грязь.
Еще до муссонов мы успели перекрыть крышу, теперь хоть есть где спать, а то в доме не было бы ни одного сухого местечка.
Вчера мы долго разговаривали о тебе с твоим отцом, он считает, что тебе, наверное, неплохо в Америке: вот уже несколько недель ты нам совсем не пишешь. Не думай, что мы сердимся, нет, нам хотелось, чтобы ты был счастлив. Можешь даже позабыть про нас на какое-то время, но за это время постарайся как можно больше научиться от американцев. Очень важно знать побольше о жизни другого народа, можно сравнивать, что хорошо у нас, что у них. После этого ты лучше начнешь понимать свой собственный народ. Когда вернешься домой, может быть, тебе удастся привезти с собой этот опыт. Многие наши земляки, пожив в Америке, возвращаются на родину с деньгами, но никто из них не обретает их опыт, что дороже всех американских долларов.
Вот несколько недель назад вернулся Кулас со своими американскими друзьями. Много лет назад он уехал в Калифорнию и стал работать на плантациях. Сейчас он джи-ай и разговаривает, как американец, даже сорит деньгами по-американски. Он раздражает всех нас бесконечными разглагольствованиями, будто в Америке нет бедняков, нет голодных, у всех есть работа, все раскатывают на автомобилях.
Я как-то подошел к нему и сказал прямо в глаза, что ты, мол, больше не филиппинец, ты перестал принадлежать нашему баррио, а стал пустым болтуном. Такое простительно только политикану или мужу, находящемуся под каблуком у жены. Кулас взбеленился и полез ко мне с кулаками. Тут меж нами возникла тетя Клара и закричала: «Ну, ударь меня, ударь вместо него!»