Как нож любит сердце (СИ)

— Не уверен, что стоит звонить Джеку из вашего дома в столь раннее время. Не знаю, смогу ли я дать достойное объяснение, чтобы он не сделал выводы самостоятельно, — Уилл кривится, а Ганнибал смеётся.

— Позвольте ему сделать это хотя бы однажды, ведь обычно ему приходится только поддакивать в вашем присутствии.

Уилл очаровательно выглядит, набирая полный рот сока, а Ганнибал ликует про себя, продолжая пережёвывать свой завтрак.

========== Глава II ==========

Уилл раскрывает убийство в Кесвике. Конечно, раскрывает, и Ганнибал гордится им.

«Смотрите, как хорошо танцует моя марионетка, — думает он про себя, — и взгляните, как она слепо подчиняется мне, не зная, кто дёргает за нити, играясь с ней». Уилл возвращается в Вулфтрап, к своему тесному домику, к своей небольшой стае. Ганнибал советует ему поставить на дверь несколько дополнительных замков — в конце концов, если Уилл попытается преодолеть пятьдесят миль во сне, ничем хорошим это не закончится.

Ганнибал на секунду задумывается: пусть Уилл и убедил себя в том, что ничего не произошло, смутные воспоминания могут заставить его отдалиться. Но ненадолго, ведь менее, чем через неделю у них назначен сеанс и, разумеется, никто не собирается его отменять.

Уилл приходит даже раньше назначенного и сидит в приёмной, ожидая, пока Ганнибал завершит сеанс с молодой вдовой, которая не может смириться со смертью мужа. Она выходит из кабинета, всё ещё всхлипывая, и Уилл заметно напрягается.

Поэтому Ганнибал приглашает Уилла в кабинет раньше, чем обычно, продолжая убирать со стола записи, связанные с предыдущим пациентом.

— Ей, наверное, тяжело, — хрипло говорит Уилл и неловко становится рядом, держа руки в карманах.

— Эта комната видела и большие страдания. Присаживайтесь.

Они садятся и начинают разговор. Они говорят обо всём, что приходит в голову: о последнем деле Уилла, о его работе в университете, даже обсуждают погоду, когда Уилл упоминает, что угодил под ливень во время последней прогулки с собаками. Ганнибал пускает разговор на самотёк, чтобы дать Уиллу возможность успокоиться и забыть о неожиданном столкновении с чужим горем, прежде чем начать задавать вопросы.

— Нам стоит обсудить ваше небольшое ночное приключение, произошедшее на прошлой неделе?

— Мне кажется, мы уже успели сделать это за завтраком.

— Верно, как друзья. Но не как психиатр и пациент.

Уилл кривится.

— Ваш лунатизм прогрессирует, а прогулки на такие расстояния могут быть опасными. Кажется, сейчас ваши расстройства стали куда сильнее, чем когда вы просто ходили во сне, — продолжает Ганнибал.

— Не знаю. Возможно. Я помню практически всё, что мне снилось, пока я шёл. Хотя это можно описать как одну продолжительную галлюцинацию, которая оставила меня на холоде с израненными ногами.

— Подобное случалось? После этого.

— На прошлой неделе — нет, — он снимает очки, заправляет одну дужку за воротник рубашки и трёт лицо ладонями. — Не могу поверить, что я пришёл к вам домой во сне. Я удивлён, что вообще знал, как к вам попасть из моего отеля.

Ганнибал не может сдержать лёгкую усмешку, едва заметное проявление гордости. Так или иначе, это определённый успех.

— Я являюсь неким источником стабильности и чувства защищённости в вашей жизни. Неудивительно, что ваше спящее и растерянное сознание направило вас ко мне. Вы подсознательно пытались найти защиту.

Лицо Уилла заметно мрачнеет — подобное предположение не так уж и льстит ему, в отличие от Ганнибала.

— Словно какой-то почтовый голубь у главного входа. Моё подсознание не является нежным или утончённым. К тому же, именно оно создаёт образы, из-за которых я, наверное, и впутался в это.

Ага, вот оно. Вопрос, который въелся в мысли Ганнибала, словно пиявка: запутанный и щекотливый повод для Уилла убедить себя в том, что того поцелуя на самом деле не было. Ганнибал привык ко лжи. Он лжёт каждую минуту каждого дня, каждому человеку, которого встречает, в какой бы ситуации ни оказался. Он лжёт о том, кто он, о том, что он делает и почему он это делает. Он лжёт о том, куда идёт и где был. Каждый вдох, каждое слово, каждая улыбка и каждый дюйм его внешности — притворство, и он живёт с этим так долго, что сам успел стать тем, кем прикидывается. Он даже не может сказать наверняка, какие черты принадлежат ему на самом деле, а какие нет, кроме тех мгновений, когда его руки заливает чужая тёплая и вязкая кровь. О да, это — настоящий он.

И поэтому жить, играя с галлюцинациями Уилла, оказывается довольно просто, однако убеждения Ганнибала теряют свою силу, когда в его голове появляются все новые и новые картинки. Эти мысли его немного возбуждают, а именно — что ещё он может посчитать иллюзией благодаря мне? — и он осторожно тянет за нити, идущие от его пальцев к конечностям Уилла.

— Расскажите мне о своих снах.

— Моих снах.

— Галлюцинациях. О картинах, которые вам подбрасывает воображение. Как бы вы ни пожелали это назвать.

Уилл кивает и опирается локтями о колени, глядя куда-то с саркастической улыбкой.