Как переучредить Россию? Очерки заблудившейся революции

Если Горбачев был олицетворением нежного и хрупкого «советского национализма», который при благоприятном развитии мог подтолкнуть превращение советской империи в постсоветское национальное умеренно демократическое и частично правовое государство, то Ельцин стал воплощением грубого и нахрапистого «русского национализма», который тянул империю назад к архивным досоветским форматам. С высоты сегодняшнего опыта их конфликт являлся отнюдь не персональным, а сущностным, он отражал борьбу двух штаммов русского национализма, возникших из мутации русского большевизма, и, соответственно, конкуренцию двух принципиально разных сценариев эволюции российского общества и государства.

Ельцин был не радикальным продолжением Горбачева, а его радикальным отрицанием. Переворот 1991 года привел не к смене лиц у власти, а к смене ключевой политической парадигмы. Вместо ставки на строительство русской нации-государства на платформе пусть и вялой, но вполне реальной советской гражданственности была сделана ставка на строительство русского национального государства на традиционной агрессивной имперской платформе. Мимоходом замечу, что главным драйвером так называемой независимости России был коммунистическо-патриотический блок в ельцинском Верховном Совете, но это не самое важное. Вся так называемая команда реформаторов была пропитана не гражданственностью, а четко выраженным имперским сознанием.

Эпизод, о котором много лет назад вспомнил Андрей Илларионов, как в самые напряженные для реформаторов дни Егор Гайдар, объяснявший необходимость либерализации цен крайней необходимостью, выделил сотни миллионов долларов на содержание военной базы на Кубе (которую, кстати, закрыл Путин сразу после прихода к власти), видимо, не был случайностью.

Судьба России была предопределена именно тогда, когда произошла эта смена парадигм и был похоронен «советский проект». Вопреки расхожему мнению, в утиль его списал не Горбачев (который пытался обозначить для него продолжение), а Ельцин, который загнал страну на старую ржавую колею. А что по инерции какое-то время на окнах вагонов весело трепыхались раскрашенные под демократию занавески, не имело уже никакого принципиального значения. Поезд шел не туда, куда хотелось машинисту (допустим, что в его голове GPS показывал какой-то иной маршрут), а туда, куда были проложены рельсы. Ничто из того, что случилось после, уже не могло ничего предотвратить. Путин сейчас лишь завершает то, что началось при Ельцине, но делает это творчески, с задумкой, привнося большую добавленную стоимость.

Эволюция Путина от контрреволюционера, каким он был до конца 2010-х, к революционеру, которым он стал в начале 2020-х, есть один из ключевых моментов новейшей политической истории России, который мало кем понят. Путин не просто какой-то, пусть и очень значимый, фрагмент старой реальности, который всеми силами пытается воссоздать вокруг себя некогда рассыпанный пазл СССР (весьма привычное о нем представление), а творец новой реальности, которой раньше не было, но с которой теперь предстоит жить и после того, как Путин уйдет.

Оппоненты Путина никогда не скупились на эпитеты и метафоры в отношении его. В их глазах он последовательно побывал Брежневым, Андроповым, Сталиным и бог знает кем еще – по нисходящей. Ему приписывается воистину демоническая сила русского Франкенштейна, чуть ли не единолично вырвавшего Россию из «правильного», «нормального» потока истории и заставившего ее течь вспять по искусственному руслу, прорытому в соответствии с замысловатыми прихотями его непостижимой души бывшего офицера КГБ.

Но то, что сегодня происходит в России, нельзя списать ни на Путина в личном качестве, ни на «коллективного Путина» – всю поднятую им со дна и оформленную как правящий класс верхушку нового русского общества. Мы имеем дело с настоящим массовым движением, в которое вовлечены все слои общества и где счет идет на десятки миллионов. Оно вполне сравнимо с тем «железным потоком», который обрушился на Россию столетие назад, и, видимо, будет иметь сопоставимые по значимости для судеб России последствия.

Это очень глубокая революция, которая оставит свой след практически в каждой голове, и ни одна из этих голов уже не вернется после к состоянию, в котором она была до этого. Все, что будет делаться потом, уже будет делаться на этой созданной путинской революцией платформе. Отрицание путинизма теперь парадоксальным образом будет отталкиваться от путинизма. Это мутация, которая отобьется в ДНК народа, и с ней этому народу теперь придется жить.

Путинская революция сродни иранской. Это революция полурелигиозных фанатиков-чернокнижников. Спасая свою власть, Путин разбудил силу, с которой он сам не в состоянии совладать. Он стал триггером фазового перехода, но сам этот переход осуществляют другие люди. Теперь Путин – в значительной степени заложник этих разбуженных им сил, хотя и ему самому, и окружающим кажется, что он по-прежнему рулит Россией и историей.