Как перевоспитать хулигана

Освежившаяся, довольная и охренеть какая красивая. — Могла бы и не одеваться, — нижнее белье хоть и сложно назвать одеждой, но накинутая поверх блузка, пусть и не застёгнутая, закрывает всё, на что я хотел бы залипать без перерыва.

— Предлагаешь ходить голой? Нет, спасибо. Я пока к такой откровенности не готова.

— Согласен. Это мы обсудим где-нибудь через недельку.

— Почему через неделю?

— Не устраивает? О твоих моральных принципах забочусь, вообще-то. Могу поставить срок и до завтра.

— То есть, в ближайших планах у тебя не висит первым номером избавиться от меня и больше не звонить?

— Глупая шутка.

— Как и весь мой юмор, — парирует Бельичевская, возвращая мне мои же слова.

Хитрюша.

— Нет, душа моя, — ловлю её запястья, покрывая дорожки вен поцелуями. — Мой список планов на тебя настолько обширен, что на его озвучивание уйдут не одни сутки.

В ответ смущённо отводят глаза, подцепляя мыском испачканное одеяло.

Несильно, но палит контору оно конкретно.

— Может не отстираться, — замечает она. — Кровь фиг сведёшь.

— Да плевать. Сожжём и все дела, — подтягиваю Василису ближе, на что она безмятежно пристраивает голову на моей груди. Невиннейший, нежнейший, очаровательный цветочек. — Как тебе в официальном статусе взрослой девочки? — почёсываю её за ушком, пристраивая подбородок на рыжей макушке.

— Необычно. Но… интересно.

— А дальше лучше. Втянешься, за уши, потом не оттащу.

— От тебя?

— Я на это рассчитываю. Ещё не хватало натаскивать тебя для какого-то левого хрена. Нет, Пятнашка, уже не соскочишь. Отступать надо было раньше, когда… — не договариваю, так как мы оба слышим скрип ключей в замочной скважине, шаги и голос вошедшей в квартиру матери:

— Я дома.

Глава 17. А вам их доверят?

Василиса

Руслан вскакивает, чтобы с ноги захлопнуть межкомнатную дверь, но нас на доли мгновения всё равно успевают заметить, ойкнуть и пристыженно ретироваться на кухню. Торопливо запахиваю блузку, правда, один фиг, позняк метаться. Полуголая, встрёпанная, на сбитой постели. Класс. «Идеальнее» обстоятельств для знакомства не подберёшь.

— Мило, — только и могу подвести итог.

— Честно говоря, я напрочь забыл, что она сегодня в первую смену, — усмехается Рымарь, почёсывая затылок. А ему очевидно всё норм.

— И что дальше? Отвлекаешь, пока я незаметно линяю?

— Здороваться не станешь?

— А у нас настолько серьёзные отношения?

— Эй, я твоим погреб помогал разбирать, забыла? За что в благодарность меня снарядили консервированным лечо. Куда уж серьёзней?

Не сдерживаю улыбки.

— Это да. Они от тебя как шоколадки на солнце тают.

— До того, как ты рассказала им всё обо мне или после?

— Не знаю. Но полагаю, статус ещё актуален.

Во всяком случае, я не заметила особого ветра перемен в настроении домочадцев. Новые подробности, конечно, их поднапрягли, но бабуля подошла к вопросу философски, отметив, что в некоторых случаях физическое насилие и правда становится единственным доступным способом донести свою мысль. И это говорит та, что половину жизни отдала службе в правоохранительных органах, так на минуточку.

Да и я сама… ну, не вижу ничего, что могло бы меня отворотить. Почему я должна бояться его? За то, что он мать в обиду не дал? За то, что за человека заступился, не позволив его отлупить до состояния больнички? За то, что с раннего детства нахлебался суровых реалий, повзрослел раньше времени и оброс защитной броней эгоизма?

Не спорю, местами Руслан порой бывает чересчур резок, а иногда и вовсе невыносим, но в наше время каждый второй такой. Этим никого не удивишь. Больше скажу, только так и надо. Добрые и пушистые попросту не выживут. Мне самой бы научиться быть более жёсткой, потому что по натуре я, конечно, слишком мягкая.

Сядь на шею, свесь ножки и поехали. Элька и её массовая недотравля тому доказательство.

— И я вовсе не урод, запудривший мозги наивной девочке? — Рымарь в амнистию явно верит с трудом.

— А ты запудрил мозги наивной девочке?

Моё лицо оказывается в его ладонях и ноги моментально наливаются слабостью.

Ноги, тело, мозги: всё — сплошная вата. А ещё тяжесть внизу живота, не сходящая после… того самого. Сильных неудобств она не доставляет, но ярко напоминает о том, что происходило совсем недавно.

— Естественно. От тебя мне был нужен исключительно секс. Ведь зачем снимать согласную на всё тёлку в клубе, когда можно убить два месяца на то, чтобы завалить недотрогу?

— Спасибо не добавил: деревянную как бревно.

— Вот тут ты себя недооцениваешь. Бревно — это когда чувствуешь себя некрофилом, потому что тело под тобой не подаёт признаков жизни вообще. Моргает и на том спасибо. Я с такой мадам однажды сталкивался, впечатлений хватило.

— Какая прелесть. Мне сразу стало легче.

Меня ободряюще чмокают меня в нос.

— Не боись. Шлюшью натуру я из тебя ещё вытащу. У девственниц есть особое преимущество — они как чистый лист. Рисуй всё, что пожелаешь. Если умеешь рисовать, конечно.

Чёрт. Опять щёки горят.

— Тьфу, блин. Вот как у тебя получается переопошлить то, что и само по себе пошло?