Столпянский был единственным известным петербургским защитником наследия прошлого с большими революционными заслугами. В подростковом возрасте и юности он был членом народнических и социал-демократических организаций. После революции 1905 года, прежде чем оставить дело борьбы с царизмом ради карьеры журналиста, он провел год в Оренбургской крепости по обвинениям, связанным с его работой в качестве редактора местной левой газеты[128]
. К 1908 году Столпянский, получив разрешение переехать в столицу, начал время от времени публиковать в местных периодических изданиях короткие статьи на различные темы. Постоянный автор журналов «Старые годы», «Столица и усадьба» и «Зодчий» в годы, предшествовавшие Октябрьской революции, Столпянский сделал себе имя в кругах защитников старины как эксперт по Старому Петербургу. Он, используя новаторскую методику, исследовал карты начала XVIII века, писал об организации фейерверков и императорских банкетов, а также запустил грандиозные библиографические и топографические проекты. Пожалуй, едва ли кто из его единомышленников в мире защитников исторического наследия в этот период знал о его прошлом участии в революционной борьбе. Наверное, многие были шокированы в начале 1920-х годов, когда Столпянский, отчасти, возможно, с целью улучшения материального положения своей семьи и защиты от официального контроля, вернулся к своим давним убеждениям и начал публиковать наспех написанные путеводители по революционным местам[129]. На заседаниях экскурсионного бюро Общества «Старый Петербург» в 1923 году Столпянский ошеломил коллег, потребовав, чтобы «все экскурсии, принятые в рамках программы, были революционными по своей направленности», и выступил против принятия в члены общества кандидатов, осужденных в прошлом революционными трибуналами, прямо противореча в обоих случаях «аполитичной» позиции, которая оставалась нормой в кругах защитников старины[130].Избрание Столпянского на пост председателя и правда привело к изменениям в работе общества. В марте 1925 года его члены добавили слова «новый Ленинград» в название в соответствии с предложением Жарновского и примерно в то же время начали пересматривать устав, чтобы подчеркнуть внимание к современным проблемам и сотрудничество с органами власти[131]
. Однако, к разочарованию сторонников, этот сдвиг в направлении не остановил упадок организации. В течение 1925 года ее численность, как и ее доходы, продолжала падать, пока переговоры общества с Губисполкомом в Ленинграде и Главнаукой в Москве бесконечно затягивались[132]. Ко времени заключения сделки, которая превратила общество в официальный филиал Главнауки с незначительными субсидиями, организация настолько глубоко погрязла в долгах, а ее члены были так деморализованы, что потребовалось немалое время для возобновления даже ограниченной деятельности[133]. Общество не смогло возродить грандиозные проекты по охране памятников прошлого, остававшиеся его отличительной чертой с 1921 по начало 1924 года. Его музеи постепенно закрывались или оказывались отняты правительством, а его руководящий совет потерял связь с экспертами, на которых оно полагалось в своих реставрационных проектах. С 1926 года оно в основном занималось организацией лекций, экскурсий и отдельных концертов, составлением для различных правительственных структур списков памятников, которые могли бы претендовать на защиту, установкой мемориальных досок, делегированием представителей в общегородские комитеты[134]. Когда общество нашло в себе силы направить петиции в государственные и местные органы власти с просьбой пересмотреть планы, способные, как представлялось, нанести ущерб городу, его возражения звучали скорее как вежливые предложения, чем как страстные призывы к действию. Даже Столпянский, казалось, находил утрату обществом влияния удручающей. Хотя он оставался его председателем до конца 1920-х годов, он постепенно дистанцировался от повседневной деятельности общества[135]. В последние годы своего пребывания в должности он все больше времени проводил за пределами Ленинграда, работая разъездным лектором.