Как Петербург научился себя изучать

Хотя естественнонаучная деятельность также поднимала фундаментальные вопросы, исследователи поначалу зачастую оставались в тени, потому что их инициативы, как казалось, способствовали продвижению позитивистских ценностей и материалистического мировоззрения, совместимых с большевизмом. Более того, государство признало, что повышение уровня научного знания может способствовать модернизации, и поэтому до самого конца 1920-х годов оно было склонно рассматривать пожилых преподавателей естественных наук в качестве ценного человеческого ресурса. Его отношение к волонтерским усилиям в области искусства и гуманитарных наук, наоборот, являлось негативным даже в 1923 и 1924 годах. Оно, как правило, видело в независимых предприятиях в этих областях потенциальные проблемы, а не активы, и в результате оказывало на них большее давление и предоставляло им меньшую материальную поддержку.

В отличие от Дэниэла Периса в «Штурме небес», я рассматриваю добровольные общества периода НЭПа как довольно разнообразные. Хотя все группы сталкивались с одинаковыми базовыми правовыми нормами и многие получали от государства какие-то средства или привилегии, одни эти факты не должны заставлять нас воспринимать их как «однородные», «имеющие одну и ту же повестку дня и в один голос провозглашающие социальное единство, которого так долго добивались» [Peris 1998: 67]. Добровольные объединения различались по своим целям, объему поддержки, которую они получали от режима, а также по месту их происхождения и составу. Некоторые из них, в том числе Союз воинствующих безбожников, о котором идет речь в книге Периса, сформировались по указанию партии и на протяжении всей своей истории оставались полностью «подчиненными режиму» [Peris 1998: 44, 45]. Другие представляли собой продолжение дореволюционных традиций или попытки их возродить. Общества этого последнего типа, часто зависевшие от энтузиазма старой культурной элиты и, следовательно, проникнутые ее ценностями, с течением времени сталкивались с растущим давлением со стороны государственных властей. Однако по крайней мере до середины 1920-х годов многим группам удавалось сохранять некое подобие независимого существования и идентичности. Освещение в печати их деятельности и способность к организованным действиям в годы НЭПа свидетельствуют о том, что гражданское общество в этот период еще не полностью разрушилось. Хотя Катерина Кларк, несомненно, права, когда характеризует вторую половину периода НЭПа как время «советизации» и консолидации государственной власти, все же тенденция формировалась постепенно, затрагивая некоторые организации и начинания задолго до других, и не достигла своей логической конечной точки – полного разрушения публичной сферы – до тех пор, пока не началась культурная революция [Clark 1991: 213].

Несмотря на все препятствия, с которыми они столкнулись, несмотря на их последующий печальный конец, петроградские защитники старины внесли значительный вклад в раннюю советскую культуру. В дополнение к помощи в сохранении отдельных памятников культуры, создании музейных экспозиций и проведении лекций, летних курсов и экскурсий, такие организации, как Общество «Старый Петербург» и Музей Города, своей деятельностью и просто существованием также способствовали возникновению бума в создании новой литературы о прежней столице Российской империи. Они представляли собой ключевые форумы, где эксперты по местной истории встречались, обменивались идеями и вместе работали над проектами. Курбатов, Столпянский, Яцевич – практически все выдающиеся авторы путеводителей 1920–1930-х годов, чьи работы будут упомянуты на этих страницах, – имели какое-то отношение к Музею Города или Обществу «Старый Петербург». Многие сотрудничали с обоими. В этом смысле данные структуры очень похожи на экскурсионные организации начала XX века, которые являются темой следующей главы и с которыми был так тесно связан Н. П. Анциферов – величайший составитель путеводителей в России. И учреждения по защите ценностей старины, и экскурсионные организации сыграли существенную роль в эволюции особенной литературной формы, которая в конечном счете оказалась весьма тесно связана с современным краеведением.

Глава 4 Экскурсионное движение и его методология