Как Петербург научился себя изучать

В начале 1920-х годов Анциферов разработал ряд чисто литературных экскурсий, но особое внимание он уделил двум темам: «Медному всаднику» Пушкина и романам Достоевского. В каждом случае он строил подробные маршруты, которые неоднократно описывал в журнальных статьях и материалах конференций. Полные, уточненные версии туров появились в книжных изданиях «Быль и миф Петербурга» и «Петербург Достоевского». Хотя письменные экскурсии не могут заменить живую прогулку (как чтение сценариев не может заменить просмотр фильмов), но эти два исключительно подробных отчета по крайней мере дают представление о том, какими были литературные экскурсии Анциферова на практике. Революционные на момент первой публикации, эти книги оказали огромное влияние на все последующие попытки разработать литературные маршруты. Даже сейчас для большинства прогулок по местам Достоевского в Санкт-Петербурге используются модифицированные версии маршрутов Анциферова, а большинство туров по пушкинским местам заимствуют важные моменты из его работы о «Медном всаднике». Более того, основной подход Анциферова к изучению литературной топографии и городского мифа, а также его язык и идеи оказали влияние на более поздний российский научный дискурс по ряду важных аспектов. Представители тартуской школы семиотики с 1980-х годов публикуют труды о двух столицах России. В них они признают, что многим обязаны работам Анциферова[200]. Знаменитые статьи Ю. М. Лотмана и Б. А. Успенского «Отзвуки концепции “Москва – Третий Рим” в идеологии Петра I» [Лотман, Успенский 1993] и «Символика Петербурга и проблемы семиотики города» [Лотман 1992] повторяют книги Анциферова по многим пунктам и содержат цитаты из нее.

Вторая, литературная половина «Были и мифа Петербурга» начинается с содержательной вводной части, где петербургский миф связывается с ближневосточными и классическими традициями. Цитируя Вячеслава Иванова, Анциферов отмечает, что спящие в течение длительного времени мифологические структуры часто возвращаются к жизни во время суровых социальных потрясений. Отчаянно нуждаясь в каком-либо объяснении происходящих катастрофических изменений, население начинает сопоставлять события с тем, что описано в древних сагах, эпических повествованиях о битвах между противоборствующими силами – источниках, посвященных космической тайне: сотворению мира, потопу или апокалипсису. Таким образом, объясняет Анциферов, традиционалисты начала XVIII века, и особенно старообрядцы, последовательно идентифицировали прозападного царя Петра I как антихриста и связывали его политику с библейскими пророчествами о конце времен.

Однако не все приняли это апокалиптическое прочтение событий. В работе «Быль и миф Петербурга» Анциферов указывает, что у Петра I были страстные апологеты, которые опровергали негативные образы, распространяемые консерваторами, с помощью двух собственных важных мифологических конструкций. Согласно первой, Петр I был своего рода современным Ромулом, который, получив знаки небесной милости, лично выбрал место для строительства крупного мегаполиса. Почитание, оказываемое царю как основателю столицы, его народное признание как своего рода «земного бога», дополняли, как предполагает Анциферов, вторую позитивную мифологическую конструкцию, обнаруженную в ранних рассказах о его правлении. Писатели XVIII века, утверждает Анциферов, часто изображают царя, упорядочивающего хаос: они показывают его, подобно Богу Книги Бытия, вызывающим землю из бесформенного водного пространства и создающим сады и дворцы там, где когда-то была только дикая местность. Поскольку новая столица Петра I регулярно сталкивалась с угрозой наводнений, возникла естественная дихотомия между созидательными и разрушительными силами, которая, отмечает Анциферов, напоминает повествования о сотворении мира и потопе из множества древних традиций. В халдейском мифе Мардук побеждает Тиамат, богиню океанской бездны, и разбивает ее тело на части, чтобы создать небеса и землю. Сохранившиеся визуальные изображения этой легенды изображают Мардука «в образе могучего воина», а Тиамат – «в виде крылатого дракона или какого-либо другого змиеподобного существа» [Анциферов 1991а: 58]. Подобные истории встречаются в книгах Ветхого и Нового Заветов, а также в агиографических произведениях и популярной литературе. Раздел Книги Откровения, в котором архангел Михаил ведет воинство ангелов против дракона, легенда о святом Георгии и традиционный рассказ о создании Санкт-Петербурга – все это, утверждает Анциферов, представляет собой воплощения одного и того же мифического архетипа [Анциферов 1991а: 60].