Как Петербург научился себя изучать

В книге «Быль и миф Петербурга» Анциферов использует экскурсию для демонстрации научных идей. Он предполагает, что Пушкин, сочиняя «Медного всадника», придал эпическую форму мифологическим элементам, давно присутствующим в народном воображении, создав новое воплощение очень старой традиции: снова творческая, организующая сила противостоит водному хаосу в разрушительной борьбе. Этот «миф о чудотворном строителе», как называет его Анциферов, фигурирует также в первой из двух экскурсий, описанных в «Петербурге Достоевского». На фоне городского района, называемого Мокрушами, Анциферов исследует сложное отношение Достоевского к столице, показывая, как писатель переработал архетип, лежащий в основе поэмы Пушкина, используя более темные тона. Анциферов заявляет в начале экскурсии, что «миф о Медном Всаднике живет в душе автора “Преступления и наказания”». Затем он быстро добавляет, что, «в отличие от Пушкина, Достоевский не верит в торжество города и сомневается в его правде» [Анциферов 1991б: 209]. Для Достоевского, объясняет Анциферов, величественные дворцы и министерства представляли собой мерцающий мираж, результат заклинания, наложенного на финские болота «чудотворным строителем», и, следовательно, могут в любой момент исчезнуть. Водная стихия, первобытная разрушительная сила, которая так часто угрожала имперскому Петербургу, отмечает он, пронизывает описания города, сделанные Достоевским, и в виде каналов, рек, плохой погоды и мокрого снега играет негативную роль в жизни многих самых известных персонажей писателя.

Вода, например, напоминает нам Анциферов, занимает важное место в теме из «Преступления и наказания», связанной со Свидригайловым. Свое самое ужасное преступление развратный помещик совершил «в темную ночь, во мраке, в холоде, в сырую оттепель, когда выл ветер». Впоследствии он разлюбил природную стихию, которая напоминала ему о его проступке, включая «шум деревьев в бурю» и «воды, даже в пейзажах» [Достоевский 1972–1988, 6: 389, 391; Анциферов 1991б: 236]. Возвращаясь к месту преступления в конце романа, Свидригайлов бродит по низменным кварталам на Петербургской (Петроградской) стороне. Там, в гостиничном номере, посреди пронизывающего шторма, он, забываясь нездоровым сном, урывками видит в гробу девушку, чье лицо обрамлено длинными мокрыми волосами. Пушечные выстрелы, предупреждающие о наводнении, зовут его обратно под дождь: «Чего дождаться? Выйду сейчас, пойду прямо на Петровский: там где-нибудь выберу большой куст, весь облитый дождем, так что чуть-чуть плечом задеть, и миллионы брызг обдадут всю голову» [Достоевский 1972–1988, 6: 239; Анциферов 1991б: 239]. Анциферов утверждает, что «древний хаос», изначально разрушительная водная стихия, занимающая видное место в петербургском мифе, играет роль пособника, который толкает Свидригайлова как к его моральному падению, так и в конечном итоге к смерти. Анциферов предполагает, что, прослеживая движения персонажа Достоевского в последнюю ночь его жизни, мы тоже почувствуем «жуткую тягу, которая влекла петербургских скитальцев Достоевского подолгу задерживаться на мостах, всматриваясь в воду» [Анциферов 1991б: 235–236]. Соответствующая ужасная погода, поздний час и подходящие по тону комментарии еще больше усиливают впечатление.

Экскурсия по местам, связанным со Свидригайловым, которую Анциферов описывает в «Петербурге Достоевского», проходит в той части Петроградской стороны, которая, как и район Троицкой площади, рассмотренный в третьей экскурсии из книги «Быль и миф Петербурга», резко изменилась в конце XIX и начале XX века. Из-за этого организация реальной экскурсии по местам, связанным с романом Достоевского 1866 года, представляла определенные трудности. Помимо Тучкова моста и основных географических объектов, таких как реки, у Анциферова было мало достопримечательностей, которые он мог бы показать своей аудитории. Большинство улиц, упомянутых в связи с последней прогулкой Свидригайлова, к 1920-м годам полностью утратили свой прежний вид. Если, описывая отель «Адрианополь» (где Свидригайлов проводит свою последнюю ночь), Достоевский имел в виду существовавшее ранее здание, то оно не сохранилось. Сооружение, перед которым, скорее всего, покончил с собой Свидригайлов, все еще стояло, но сторожевая башня, когда-то находившаяся рядом, была заменена, значительно изменив внешний вид участка.