Как Петербург научился себя изучать

Однако, несмотря на этот сдвиг в содержании, экскурсионная работа оставалась, по крайней мере на какое-то время, жизненно важной, творческой областью деятельности. В середине 1920-х годов появилось много пособий, которые отвечали новым требованиям, но не потворствовали режиму. Хорошим примером является работа Анциферова о французской живописи. В ней темы классов и революции органично вытекают из рассматриваемых изображений. Их описание создает необходимый социальный контекст и никоим образом не свидетельствует об ослаблении обычных стандартов исследования автора. Организаторы учебных экскурсий середины 1920-х годов, похоже, во многих случаях воспринимали новые требования как вызов, будучи убеждены в том, что при правильном подходе почти любой предмет или идея могут привести к эффективной и заставляющей задуматься экскурсии. Они упорно старались найти инновационные подходы к каждой теме, которую педагоги брались проиллюстрировать.

В середине 1920-х годов ученики Гревса последовательно отвергали стандартизацию в пользу разнообразия и творческого подхода. Пособия почти всегда содержали заметки, напоминавшие учителям о доверии своему собственному суждению и возможности изменения типовых маршрутов там, где это необходимо. Замечания Анциферова во введении к книге «Быль и миф Петербурга» в этом отношении типичны:

Не являясь сторонником проведения экскурсий по одному разработанному в деталях плану, я, тем не менее, старался придать изложению характер экскурсионного плана. Надо понимать его, как один из способов проведения экскурсии на данную тему. Однако, этот план не есть простая передача экскурсии. В нем включено больше материала, чем это следует для одного проведения. В рамках одной прогулки получится перегрузка. Сделано это мною в целях широкого раскрытия темы, которая должна быть, в зависимости от группы экскурсантов или от других причин, соответственно сужена и видоизменена [Анциферов 1991а: 6].

Письменная экскурсия была отправной точкой, приглашением читателя самостоятельно исследовать город дальше. Хотя, по-видимому, аудитория такой литературы состояла в основном из потенциальных организаторов туров – преподавателей, которые в конечном итоге сами начнут проводить экскурсии, авторы открыто признавали, что пособия также могут служить полезным инструментом для самообразования. Как писал Анциферов: «Наряду с экскурсиями не следует забывать об одиноких прогулках, и я призываю своих читателей, ознакомившись с темой, пройтись одному, выбрав подходящий час, по разобранным здесь уголкам Петербурга» [Анциферов 1991а: 6].

Эта атмосфера толерантности, эта убежденность в том, что педагогам можно доверять разработку собственных подходов, что частные лица, имея на руках в качестве помощника только брошюру, поймут увиденное на прогулках, исчезли со сцены постепенно и в результате сложного сочетания факторов. В дополнение к растущему идеологическому давлению, новые бюджетные сокращения в Комиссариате просвещения, изменения в педагогической моде, межведомственные конфликты и личное соперничество – все это сыграло свою роль в завершении золотого века экскурсионной работы. Из-за того, каким образом произошел спад, точно определить отправную точку и построить убедительный рассказ о крахе движения сложно. Однако, оглядываясь назад, можно сказать, что проблемы, похоже, начались весной 1924 года. В то время Политпросвет решил начать крупное наступление на своих «незаконных» конкурентов в области экскурсионной работы для взрослых, нацелившись в данном случае в первую очередь на Общество «Старый Петербург».