Петюня обзавелся шикарным плащиком, шикарной парой туфель, сделал прическу, укладку и маникюр и весь себе нравился-нравился. Пешеходные дорожки подсохли, можно было идти свободной походкой от бедра, что Петюня с абсолютно весенним рвением и делал. До работы оставалось десять минут и двести метров, что значило: можно не спешить. Небо было ясное, солнышко еще стеснялось, но начинало припекать, если одно тщедушное облачко его и прикрывало, то буквально через пару минут в стыде уползало прочь. Деревья покрывались восхитительной зеленой дымкой, даже продавщицы в продуктовых магазинах – и те непроизвольно улыбались. Выглядело это непривычно, и чувствовался некоторый дискомфорт от их усилий, но даже попытка достойна поощрения, не так ли? А самое удивительное – птицы голосили, требуя себе пейринга, так, что перекрывали даже гул уличного транспорта. Петюня мурлыкал что-то уютное типа «Любовь нечаянно нагрянет». И вдруг что-то перекосилось в этой картине мира.
На противоположной стороне улицы стоял БМВ, который когда-то пострадал от Петюниного зонтика. И из него вылезал тот, кто пострадал от Петюниной энергичности. Яркая безжалостная синева неба надавила на Петюню всей своей мощью, солнце в мгновение из ласкового превратилось в агрессивного всепожирающего монстра, хорошо хоть, что ни рокота машин, ни ора птиц не было слышно. Все перекрыл шум в ушах. Петюня как-то отстраненно заметил черноту, наползавшую со всех сторон, но ему было все равно, он видел, хотел видеть только Панкратова. Тот почувствовал чей-то пристальный взгляд и обернулся. Замер, захлопнув дверь, и растерянно посмотрел на Петюню. Он попятился к машине, шагнул было вперед, но Петюню, впавшего в ступор неудобно – прямо посреди пешеходной дорожки – толкнули, он отмер, пришел в себя и пошел в офис, время от времени оглядываясь и ища взглядом Панкратова, все стоявшего у машины. Перед входом в здание Петюня остановился, обернулся и посмотрел на Панкратова в последний раз долгим, пристальным, алчущим взглядом. Панкратов все стоял в полушаге от машины. Петюня вошел в здание, растерянно обвел взглядом холл и пошел наверх. Но не в приемную, где царствовал, а в туалет. Открыв воду и дождавшись, пока она станет ледяной, он стоял, опершись руками о раковину и пытался утихомирить бешено бившееся сердце. Затем, ополоснув лицо и худо-бедно вытерев его, он на ватных ногах пошел в кабинет.
Сев прямо в плаще на свой стул, он механически включил компьютер и тупо уставился на превращавшийся постепенно из черного в разноцветный монитор.
– Петр Викентьевич, с вами все в порядке? – голос господина Подольского прозвучал обеспокоенно.
– Доброе утро, господин Подольский. – Петюня словно в трансе поднял голову, повернул ее так, чтобы это можно было расценить как обращение лицом к лицу, направил ничего не видящий взгляд в направлении генерального и растянул онемевшие губы в улыбке.
Господин Подольский развернул стул, в котором сидел Петюня, к себе и настойчиво повторил:
– Что с вами случилось?
Петюня наконец увидел его лицо. В полуметре, встревоженно вглядывавшееся в Петюню, словно в надежде отыскать там ответ на свои вопросы.
Петюня несколько раз моргнул, силясь не расплакаться. Подольский взял его за руку, заставил встать, снял плащ, отнес его к гардеробу, повесил и повел Петюню в кабинет.
Через пару минут перед Петюней возникла чашка с чаем.
– Чай? – нервно и судорожно то ли хихикнул, то ли всхлипнул Петюня.
– Кофе хорош для наслаждения и соблазнения, чай более приличествует при душевных разговорах. – немного легкомысленно отозвался Подольский. – Выпейте, Петр Викентьевич, сделайте милость.
Петюня послушно пригубил ароматный чай. Он на самом деле не был таким насыщенным и ярко выраженным афродизиаком, как кофе, но наполнял душу благостным умиротворением и спокойствием.
Подольский расположился рядом, положил ногу на ногу и спрятал рот за чашкой чая.
У Петюни вдруг задрожали руки и предательские слезы выступили на глазах. Он сглотнул.
– Надеюсь, никто не умер? – спокойно и умиротворяюще начал господин Подольский. – Камаз не переехал на ваших глазах прелестного белого котенка? Машина не обдала грязью ваш элегантный плащ? Вам не посчастливилось общаться с вахтершей в ЖЭУ? Чистенькую благопристойную старушку в аккуратно заплатанном пальто не обсчитали на ваших глазах в супермаркете? Тогда что драматичное могло случиться, что вызвало слезы в ваших прекрасных глазах?