Как Петюня за счастьем сходил (СИ)

Петюня радостно улыбнулся и сказал:

–Всегда готов!

Подольский улыбнулся и потрепал его по плечу. Он пошел ко двери, но на полпути остановился и сказал:

– Петр Викентьевич, я могу рассчитывать на вашу сообразительность в экстремальных ситуациях?

– Конечно! – Петюня удивился. Вроде же никогда не подводил.

– Хорошо, – задумчиво отозвался господин Подольский. – Очень хорошо.

Удивление не оставило Петюню, когда господин Подольский, беря бумаги из его рук, скользнул по ним каким-то чересчур интимным жестом. Удивление возросло, когда за быстро и ловко выполненное поручение господин Подольский произнес: «Спасибо, Петр Викентьевич» неожиданно теплым голосом и улыбнулся. Удивление зашкалило, когда господин Подольский подхватил Петюню под локоть, когда тот случайно споткнулся, и заботливо спросил своим незнакомым теплым голосом: «Вы не ушиблись, Петр Викентьевич?» . Петюня открыл было рот, чтобы выразить свое удивление, которое перло наружу со страшной силой, но совершенно растерялся, когда господин Подольский подмигнул ему, и проглотил возмущение. Более того, он умудрился робко улыбнуться и смущенно сказать:

– Спасибо, господин Подольский, я такой неловкий сегодня.

Выходя из здания рядом с ним и немного ближе, чем обычно, Петюня терялся в догадках. Затылком почувствовав тяжелый взгляд, он осторожно скосил глаза в зеркало и увидел мрачного Панкратова, очень пристально разглядывавшего, как они шли к машине господина Подольского. Затем Петюня позволил себе интимную полуулыбку, когда господин Подольский открыл перед ним дверь. Устраиваясь поудобней и пристегиваясь, Петюня не удержался и скосил глаза на вход здания. Панкратов стоял и смотрел им вслед. И взгляд его был потяжелей пирамиды Рамзеса. Петюня повернулся к господину Подольскому с немым вопросом в глазах. Подольский улыбнулся и сказал:

– Ну что, по матрешкам?

========== Часть 7 ==========

Петюня летал на крыльях. Он скупал средства для стайлинга волос в промышленных масштабах, обзаводился новыми рубашками, галстуками и нижним бельем. Он тихонько млел от восторга, надевая по утрам что-то совершенно потрясающе шелковое и дерзкое, и все для того, чтобы вечером… Вечером сбросить все это в корзину для белья и с тяжелым вздохом влезть в свою любимую пижаму. Панкратов не объявлялся после той легендарной диверсии господина Подольского, хотя прошло уже целых две недели. Можно было бы, мрачно думал Петюня. Хотя бы случайно. Он отлично знает, где Петюня живет, может предположить, где он закупается, не дурак ведь, дураков начбезами не делают. Но нет! Ни слуху, ни духу.

Май нагло заявил свои права на погоду, природу и людей. Все просто-таки сходило с ума. Коты, конечно, оторали. Но птицы вопили, деревья выстрелили фейерверком цветов как-то вдруг и обильно, цветы расцвели почти синхронно; люди не отставали от растений и украшали себя кто во что горазд, как правило, стараясь проделать это скорее при помощи пикантного отсутствия одежды, чем ее наличия. А Петюня шел на работу с аккуратно убранными волосами, сурово затянутым темным однотонным галстуком, в агрессивно отутюженных рубахе и брюках и со скорбно поджатыми губами. Он решил похоронить надежду и обдумывал, как бы покрасивее обустроить гражданскую по ней панихиду.

Господин Подольский с интересом посмотрел на выражение мрачной решимости, которое было огромными неоновыми буквами вырисовано на Петюнином лице, насмешливо прищурил глаза и молча взялся за кофе. Петюня пошел на выход, печатая шаг, и споткнулся. Сзади донесся ехидный смешок господина Подольского, Петюня стушевался, мило порозовел и сделал ноги. Усевшись на свое место, он посмаковал свой ляп и по здравом размышлении решил не хоронить надежду, а сослать ее в бессрочный отпуск, чтобы потом в случае чего быстро оттуда возвратить. Да и солнце нашептывало: наслаждайся, наслаждайся! Петюнины губы непроизвольно растянулись в улыбке.