Джанет находит всю эту ситуацию уморительной. Норе же она совсем не нравится (интересно, почему!). Они уложили мои волосы в большие локоны и закололи их тысячей шпилек. На мне мое хлопчатобумажное платье алого цвета, и я одолжила у Джанет ее лучший бежевый жакет. У нас нет чулок, но Джанет нарисовала коричневыми чернилами линию вдоль задней поверхности моих ног, так что кажется, будто я в них.
Я пишу сейчас, чтобы скоротать последние десять минут перед выходом. Это так волнительно. Миссис Драмвелл шьет внизу. Я вот-вот выскочу через заднюю дверь. Я готова.
Я не знаю, с кем поговорить. У меня никого нет. Только ты, как всегда, мой дорогой дневник. Только ты всегда слушаешь мои горести и впитываешь мою печаль в свои белые страницы.
Вот что произошло в субботу вечером.
Я нашла Гарри, как мы и договорились, у заднего входа их дома в Исткотте. Он постарался пригладить волосы, но, к сожалению, из-за этого его уши, казалось, торчали еще больше. Он взял с собой только один велосипед. Другой был сломан, сказал он.
– Но ты можешь поместиться за мной, пока я кручу педали. Ты ведь не боишься, правда?
Конечно, я не боялась. Забралась на сиденье позади него, и мы тронулись, быстро набирая скорость. Подол моего алого платья развевался на ветру. Я прижалась к нему и через рубашку почувствовала, как напрягаются его мышцы. И еще почувствовала, как ему приятно, что мое тело прижимается к его спине.
– У моей тети Маргарет случился бы припадок, если бы она узнала! – воскликнула я.
В поезде люди неодобрительно смотрели на нас, пытаясь определить наш возраст, но напрямую никто к нам не обращался. Я веселила Гарри историями о скупости тети Маргарет.
– Я подумал, что ты такая высокомерная, когда впервые встретил тебя, Вероника, – сказал он мне, – но это не так. Ты свой человек.
В кинотеатре шел приключенческий фильм с Джимми Кэгни в главной роли.
Хотя Гарри, казалось, совсем не хотел смотреть на экран. Он водил рукой по моим плечам. Сначала мне это очень понравилось, я даже слегка прижалась к нему. Мое сердце билось с новой, неизведанной до этого силой. Я чувствовала, как медальон прижимается к груди, и жажда любви во мне становилась все сильнее и сильнее.
Гарри прижимался все ближе и ближе.
Но потом он наклонился к моему лицу и начал целовать мои губы. Я отпрянула. Изо рта у него ужасно воняло, будто вареным луком. Мне было невыносимо смотреть на его прыщавую неровную кожу.
– Не надо! – прошипела я. – Я хочу посмотреть фильм.
На выходе из кинотеатра Гарри снова попытался зажать меня в углу. Его руки грубо ощупывали мое тело. Я отпрыгнула в сторону.
– Нет, Гарри. Мне это не нравится. Убери свои руки!
– Что? Ты меня раззадориваешь, а потом вдруг прикидываешься недотрогой? Это не очень-то приятно.
На обратном пути в поезде мы не проронили ни звука. Я с ужасом думала о поездке на одном велосипеде. Все пыталась придумать другой способ вернуться на ферму или в школу… но его не было.
О, если б ты, моя тугая плоть, могла растаять, сгинуть, испариться!..[1]
Лучше и не скажешь.
Все просто ужасно. Джанет не хочет со мной разговаривать. Она даже не смотрит в мою сторону. Демонстративно отворачивается всякий раз, когда я сажусь рядом. Она больше не делится бутербродами с солониной, как раньше, теперь она съедает их в одиночку. Нора тоже игнорирует меня.
Гарри, должно быть, сказал им, будто я его соблазнила или что-то в этом роде, потому что по школе ходят отвратительные слухи. Мои одноклассницы теперь обзывают меня шлюхой.
Но я ни за что не опущусь до того, чтобы рассказать им свою версию истории, к чему это, если люди, которых я называла своими друзьями, даже не удосужились сперва выслушать меня.
Все внутри меня перевернулось, и я не знаю, что делать. Ненавижу Гарри всем сердцем. Как он мог так поступить со мной? Я бесконечно прокручиваю в голове воображаемые диалоги с ним и способы восстановить справедливость, но мне не удается воплотить свои планы в жизнь, потому что мы не видимся. Больше на ферму Исткотт меня не приглашают.
Иногда мне кажется, что эта несправедливость сводит меня с ума. Никто в этом мире не заступится за меня. Как бы мне хотелось, чтобы мама и папа были живы. По ночам я изо всех сил вгрызаюсь зубами в подушку. Это единственный способ не завыть от терзающей меня боли.
Сегодня утром я стояла за школьными воротами в ожидании тележки молочника – поодаль от других девочек. Джанет и Нора ждали вместе со всеми, но совершенно не обращали на меня внимания.
Когда из-за угла выехала повозка из Исткотта, я не удержалась и посмотрела, кто управлял лошадьми. К своему удивлению я увидела не Гарри, а военнопленного итальянца Джованни.