– Вероника снова и снова испытывала страшные потрясения, – продолжает девушка. – Она лишилась всех, кого любила. Думаю, за свою долгую жизнь она приучила себя видеть худшее в людях, чтобы ни к кому не привязываться. Потому что она просто не сможет пережить еще одну потерю.
– Наверное, ты права, Терри.
Она вздыхает.
– Не могу представить себе, какая это боль – внезапно понять, что твоего ребенка забрали.
– Забрали?
– Да, именно это и случилось. Когда монашки обманом выманили у нее сына и отдали его канадской паре – и у нее даже не было возможности с ним попрощаться.
Я ошеломленно смотрю на Терри, когда до меня наконец доходит смысл ее слов.
– Ты хочешь сказать, что… что у нее не было выбора?
– Разве она тебе не рассказывала? Разве в дневниках этого не было?
Глаза Терри расширяются от изумления. Затем ее лицо принимает озадаченный вид, когда она видит – я понятия не имел о том, что произошло в действительности.
– Я думал, что Вероника сама отдала сына. Хотя, судя по записям, она любила его. Теперь все встало на своим места. Боже, бедная Вероника! Бедный ребенок!
Какое-то время мы молча обдумываем сказанное.
– Мне кажется, хорошо, что ты знаешь, – наконец произносит Терри. – Все-таки он был твоим отцом. Ты ведь знаешь, что он умер? – испуганно добавляет она.
– Да-да. В сорок лет, погиб в горах.
Терри снова вздыхает, и ее лицо принимает задумчивый вид.
– Жизнь жестока, не так ли? Только ты оправишься после одной потери, как случается что-то еще. Так много людей умирает.
– Эм… Не хочу казаться пессимистом, но, думаю, мы ВСЕ умираем, – замечаю я.
Она улыбается в ответ. Игриво и невероятно привлекательно.
– Но нам ведь не нужно делать это прямо сейчас, правда?
– Не нужно, – соглашаюсь я. – Нужно насладиться как следует отведенным нам временем.
– Ой! Пингвин! – Мы так увлеклись разговором, что оставили толстого пингвина в мешке для взвешивания. Терри достает его, и мы наблюдаем, как он идет пошатываясь, а затем убегает обратно к товарищам. Мы задерживаемся еще на какое-то время и успеваем взвесить по меньшей мере тридцать пингвинов. Я наслаждаюсь каждой минутой. Просто очешуительно заниматься всеми этими пингвиньими делами. Я на сто процентов понимаю, почему Терри, Майк и Дитрих одержимы ими. Было бы просто ужасно, если бы им пришлось прекратить проект. Мой тупой мозг наконец-то смог сообразить, в чем дело. Именно это Терри пыталась сказать мне, когда заговорила о деньгах в тот раз. Но она слишком вежливая и деликатная, чтобы довести разговор до конца. Бабуля, должно быть, сказала, что собирается оставить свои миллионы этому исследовательскому проекту, а не вашему покорному слуге. Терри терзается чувством вины, готов поспорить. Она понимает, как нужны деньги для спасения ее любимых пингвинов, но чувствует, что я тоже имею на них право. Понять обе стороны – это так в ее духе. Думает, что мне есть дело до этих денег.
А есть ли мне дело? Что ж, давайте посмотрим на это с другого угла. Еще несколько месяцев назад я даже не предполагал, что у меня есть бабуля. И кроме того, что мне надо вернуть деньги Гэву, который оплатил мою поездку сюда (что меня действительно беспокоит), я бы, если честно, понятия не имел, что делать с такими деньгами. Наверное, потратил бы их все на всякую чушь. Видеоигры, абонементы в спортзал, пиво, велосипеды, всякие модные штучки для готовки и так далее.
Нет, бабуля Ви может сколько угодно оставлять свои миллионы пингвинам Адели. Им они в тысячу раз нужнее, чем мне.
46
Вероника
– Ты так добр ко мне.
– Бабуля, не надо так удивляться.
Раньше слово «бабуля» казалось мне просто отвратительным, особенно когда так обращались ко мне. Особенно Патрик. Но теперь я уже начала привыкать. Мальчик уделил мне столько внимания и с такой нежностью заботился обо мне все это время.
– Признаюсь, я и правда поражена, – говорю я Патрику.
Я лежу в постели, обложенная подушками. Я потихоньку восстанавливаюсь, ко мне возвращается энергия. Конечно, многое мне до сих пор еще не под силу, но какое же облегчение – снова нормально дышать и есть. Патрик сидит на стуле рядом со мной. Он принес мне чай. Терри сидит на другом конце комнаты, крепит ярко-оранжевый браслет Пипу на крыло. Малыш уже выходит наружу, и нам важно его не потерять. Ужасно переживаю за его безопасность. Я столько раз видела, как пингвины погибают, и до сих пор не могу забыть того птенца, погибшего от когтей поморника. Я бы просто не вынесла, если бы с нашим дорогим Пипом что-то случилось. Пытаюсь не думать об этом. Стресс плохо сказывается на моем давлении.
«Уж лучше потерять любовь, чем вовсе не пылать любовью». Эта фраза вертится у меня в голове. Откуда она? Не могу вспомнить. Это точно не «Гамлет».