Как пингвины спасли Веронику

Я слышу шорох, и в дверях моей спальни появляется мордочка Пипа.

– Пип! – вскрикиваю я.

Он трясет плавниками и качает головой.

– Ты в порядке! Ты в порядке!

По моим щекам текут слезы. Я не в состоянии их сдержать.

– О, какая же я глупая – показать такую слабость! – рассерженно говорю я, когда Патрик и Терри входят в комнату.

– Слабость? – переспрашивает Терри. – Никто не посмел бы назвать вас слабой, Вероника.

Я достаю носовой платок из-под подушки и с силой вытираю глаза.

– Плакать – совершенно нормально, бабуля, – утверждает Патрик, подхватывая Пипа и укладывая его на покрывало.

– Плач вообще не имеет ничего общего со слабостью.

Терри кивает.

– Я согласна. Совсем наоборот. Слезы появляются, когда ты был сильным слишком долго.

– Не обращайте на меня внимания, – раздраженно отвечаю я. – Не будете ли вы так любезны дать мне полный отчет о походе Пипа в колонию?

Поначалу он стеснялся, говорят они, и стоял, прижавшись к их ногам. Но вскоре любопытство взяло верх, и он направился в сторону стайки птенцов, которые были такого же возраста, что и он. Они играли в догонялки. Пип не стал присоединяться, а просто с восторгом смотрел на них и подбирался все ближе и ближе.

Терри достает фотоаппарат и показывает мне снимок.

Она смеется:

– Он очень боялся взрослых пингвинов, но для начала все прошло просто отлично.

– Настоящий герой, – добавил Патрик.

– Спасибо, что присмотрели за ним, – отвечаю я им, мой голос слегка дрожит.

Мой внук гладит Пипа по голове.

– Нам это в радость, бабуля.

Можете ли вы поверить, что Патрик починил генератор? По словам Терри, он поднялся по лестнице, чтобы проверять ветрогенератор, и спустился, бормоча какую-то несусветицу про валы, лопасти и тормоз. Затем, к большому огорчению Майка, он взял несколько сломанных частей от забора и старые полозья для саней и починил эту штуку. Теперь у нас снова достаточно электроэнергии. Это значит, что Дитрих может слушать столько компакт-дисков, сколько захочет, Терри может пользоваться компьютером так долго, как хочет, а я могу пить столько чая, сколько в меня влезет. Чувствую себя лучше от одной мысли об этом.

– Странно, не правда ли, что мой внук, у которого нет высшего образования, может починить генератор, а вы, со всей вашей подготовкой, не смогли, – сказала я Майку.

– Он удивил всех нас, – угрюмо произнес Майк. – Но в свою защиту скажу, что я мастер в биохимии, Вероника, а не в механике.

Браво, Патрик!

Я задаюсь вопросом, есть ли что-то особенное в генах Маккриди: дух предприимчивости, потребность расширять свои границы. Я испытала такую потребность несколько раз за жизнь: например, когда приехала в Антарктиду. Из того, что я знаю о жизни моего сына, а знаю я не так много, можно судить, что он тоже был таким. Его приемная кузина сказала мне в письме, что мой Энцо (также известный как Джо) был упрямым и никогда не признавал, что чего-то не может. Он любил устраивать себе испытания и любил дикие места, поэтому и стал альпинистом. Патрик же продемонстрировал эту черту характера, когда приехал сюда и когда полез на ветрогенератор, чтобы его починить.

Признаюсь, я действительно горжусь им.

Теперь, когда я снова могу разговаривать, есть вопрос, который мне хотелось бы обсудить со своим внуком.

– Патрик, ты говоришь, что ничего не помнишь о своем отце?

Он качает головой.

– Нет. Совсем ничего. А ты?

– Я помню, как меняла ему подгузники.

И я помню, каким он был на ощупь: таким теплым, как он прижимался ко мне своими крошечными ручками, мой любимый маленький комочек надежды.

– Я знаю, что ты не отдавала его. Знаю, что его забрали у тебя, не спросив, – заявляет Патрик.

Ну, вообще-то я думала, что это очевидно. Если бы кого-то хоть немного интересовало мое мнение, все сложилось бы совсем иначе. На секунду мне приходит безумная мысль – не открыть ли медальон и не показать ли Патрику прядь волос с головы его отца, но я просто не могу этого сделать. По крайней мере, пока не могу. Это было бы слишком. Я успокаиваю себя тем, что Патрик читал мои дневники. Он знает, как сильно я любила Энцо.

Вообще-то он знает обо мне почти все, а вот я знаю о нем очень мало.

– Твоя мать?… – начинаю я.

– Покончила с собой, когда мне было шесть.

– О.

Мне так жаль узнать об этом. Какая трагедия, что человеку приходится зайти так далеко, особенно когда у многих жизнь отнимают без спроса и выбора. И оставить маленького мальчика одного на свете кажется мне таким неправильным. Но я понимаю, что мой Энцо тоже бросил малышка Патрика. Своего собственного сына. Почему он сделал это? Почему?

– Ты не помнишь, когда ты был маленьким, твоя мать когда-нибудь говорила о твоем отце? – спрашиваю я.