Как пингвины спасли Веронику

Я погружаюсь в жизнь маленького мальчика, полного надежд и мечтаний. История увлекает меня. Она заставляет меня задуматься о молодости, о том, как быстро она проходит, а еще о том, как нас меняет наш опыт. Каким бы я была человеком, если бы моя юность была другой? Если бы родители остались живы? Если бы война не свела меня с Джованни, а потом не разлучила вновь? Если бы мне позволили оставить моего малыша?

Я чувствую, как веки наливаются свинцом, я плачу. Слезы стекают по моему лицу на подушку. Я пытаюсь остановить их, но я бессильна.

Дитрих продолжает читать. Теперь мне нравится его голос. Австрийский акцент делает его речь мягче. Мне нравится, как он будто гладит слова, когда произносит их вслух. Иногда, когда речь идет о любви, он останавливается, будто тоже размышляет о своей жизни. В Австрии его ждут жена и дети. Я ловлю себя на мысли, что даже могу представить, как сильно он по ним скучает.

Время идет: минуты, часы, дни. За ним невозможно уследить. Майк, Патрик и Терри приходят еще чаще, чем Дитрих. Они появляются в разной последовательности – каждый в своем ритме.

Визиты Майка удивляют меня больше всего. Я знаю, он от меня не в восторге, поэтому тому должно быть какое-то другое объяснение. Может, он чувствует вину за то, каким холодным был со мной вначале? Или пытается кому-то что-то доказать?

– Вероника, здравствуйте. Я зашел проведать вас, – начинает он обычно, присаживаясь на стул возле моей кровати. – Сегодня немного потеплело, почти 2 градуса по Цельсию… – Мне это ни о чем не говорит, я понимаю только температуру по Фаренгейту. – Но солнца нет. Я собираюсь ненадолго сходить на лежбище.

Он рассказывает мне все новости про пингвинов, ограничиваясь голыми фактами. Пингвин по кличке Уголек по-прежнему одиноко сидит в своем гнезде. Каждый день вылупляется все больше птенцов. Многие из них погибают от голода или попадают в лапы хищников. Остальные выживают. Я представляю их и надеюсь, что однажды окрепну настолько, что смогу увидеть их вновь.

Когда Майк и Патрик заглядывают ко мне одновременно, они обмениваются короткими, сухими фразами. Колкости от Майка. Упорное сопротивление Патрика. Едкие комментарии Майка. Упорное сопротивление Патрика. Постоянные попытки превзойти друг друга. Однако когда Майк заходит ко мне вместе с Терри, он ведет себя намного мягче и нежнее.

Я была права, Майк отрицает свои чувства.

Терри об этом, конечно же, даже не догадывается. Она считает себя непривлекательной, лишенной какой-либо сексуальности лишь потому, что она не похожа на всех этих моделей с обложек журналов. Ей кажется, что она девушка со странностями, и поэтому она вкладывает все силы в заботу обо мне и о Пипе. («Пожалуйста, попробуйте немного поесть, Вероника. Я принесла вам грибной суп. Пип, сиди спокойно. Сейчас очередь дойдет и до тебя».) Ей нравится чувствовать себя нужной. Порой кажется, что Терри ничуть не беспокоит необходимость менять мой ночной горшок и поддерживать меня в чистоте, периодически обмывая меня губками и полотенцами. Я позволяю девушке ухаживать за мной, потому что выбора у меня нет. Я очень благодарна ей за чуткость и заботу. Если закидоны моего тела раздражают ее так же сильно, как меня, то она явно не получает никакого удовольствия от всего этого. К счастью, Терри удается мастерски скрывать это.

Больше всего времени со мной проводит мой внук. Очевидно, ему просто нечем заняться. Я никак не могу понять, что Патрик забыл в Антарктиде. Мне сложно поверить, что он притащился на другой конец земли только ради меня, хотя, судя по всему, все обстоит именно так. Поначалу его присутствие меня напрягало, но теперь я уже привыкла. Сейчас он разговаривает намного больше. Иногда сложно понять, со мной он говорит или с Пипом. Мой внук рассказывает о своих попытках приготовить вкусную еду из ограниченного выбора продуктов здесь, на острове. Рассказывает о магазине велосипедов в своем городке. Рассказывает про своего друга («кореша») по имени Гэвин («Гэв») и маленькой девочке по имени Дейзи, которая больна раком. Когда он думает, что я сплю, то рассказывает даже о своих приемных семьях и о бывших подружках. Постепенно мне открывается все больше и больше фактов его жизни. Я закрываю глаза и слушаю. Была ли это галлюцинация или нет, но я не могу забыть, как со мной разговаривал Пип, когда я была при смерти. Помню, что он сказал о Патрике, и то слово, которое вырвалось у меня и которое он повторил: «любимый».

Возможно, мне дана лишь краткая передышка. Но если я проживу еще немного, нет никаких сомнений: мне придется пересмотреть свое мнение обо всем.

45 Патрик

Остров Медальон