– Да, никаких проблем, – отвечает мужчина, склонивший надо мной голову. Я чувствую, как на мгновение его рука прикасается к моему лбу. Затем слышу:
– Черт возьми, какая горячая!
Разве это Джованни? У этого мужчины волосы похожего цвета, и есть некое сходство… Но нет, я уверена, это не он. По крайней мере, я запомнила его другим. И моя память такая же хорошая, как… как у Гамлета.
Я шевелю губами, пытаюсь что-то сказать, но все напрасно.
Патрик. Это имя кого-то мне напоминает. Кажется, был мальчик, которого звали Патрик. Да, я надеялась, что этот мальчик будет оазисом, а он оказался лишь очередным миражом в пустыне моей души. Я снова борюсь с охватывающим меня страхом. Внутри меня неприятное ощущение, что кто-то, на кого я возлагала большие надежды, оказался омерзительным, грязным мужланом, который курит дурь. Образ в моей голове, кажется, совпадает с человеком, сидящим рядом.
Не могу как следует сосредоточиться. Пытаюсь привести мысли в порядок, но они представляют собой одну сплошную массу. Подождите-ка… Что-то припоминаю. Слова «Патрик» и «внук» как-то связаны. Но это нелепость какая-то! Патрик – птица, маленький пушистый пингвин. Я в этом уверена. Мой внук никак не может быть пингвином.
42
Патрик
О господи! О нет! Это что – все? Выглядит она не очень. Ее лицо сморщилось, как кусок старой папиросной бумаги. Рот неестественно искривлен. Из ее груди вырывается хриплый вздох, а потом наступает ужасно долгая пауза. Я наклоняюсь и глажу ее по лбу. Она вся горит, но руки холодные как лед. Бабуля смотрит на меня слезящимися глазами, взгляд затуманенный. Будто умоляющий о чем-то. Но что я могу сделать?
Черт, я просто разбит. Я не хочу в одиночку наблюдать за тем, как бабуля страдает.
Я бросаюсь к входной двери и открываю ее настежь, в надежде на то, что Терри задержалась, но вокруг только ослепительный свет и тишина. Терри уже исчезла из виду. Она теперь с пингвинами и не вернется обратно еще несколько часов. Остальные отправились в колонию еще ранним утром. Пип спит в своей корзине для бумаг. Видимо, в самом конце рядом с бабулей будем только я и пингвин.
Я бегу обратно в ее комнату. Бабуля задыхается, как рыба, выброшенная на сушу. Я хватаю холодную влажную тряпку и кладу ее бабуле на лицо. Она вздрагивает, затем падает обратно на спину и обмякает.
– Бабуля, бабуля, нет!
Я сглатываю. Мне так трудно дышать, будто что-то застряло в горле.
Не хочу, чтобы бабуля умирала. Я чувствую то, что не испытывал уже тысячу лет. Внезапная острая потребность в семье. Страстное желание узнать о ней больше. Стыд за свое поведение во время нашей первой встречи. Горечь оттого, что я так и не показал ей, насколько сильно мне хотелось загладить свою вину. И ведь она приехала в Антарктиду. В Антарктиду, в это странное, дикое место на краю земли – это так трогательно. Вдобавок ко всему в моей голове крутятся образы из ее дневников: молодая Вероника, такая живая и энергичная, готовая покорить все и всех. Совсем не такая, как сейчас.
Ее брови сдвинуты, будто она пытается что-то решить. Губы открываются и складываются, чтобы что-то произнести. Я прислоняю ухо ближе, отчаянно пытаясь расслышать ее слова.
Бабуля снова начинает прерывисто дышать. Наконец она произносит одно-единственное слово хриплым, скрипучим шепотом. Это мое имя – Патрик.
Услышав это, Пип, который, по словам Терри, страдает от кризиса идентичности после смены имени, приходит в себя. Он вылезает из корзины для бумаг и плюхается на пол. Затем с невероятной силой и энергией он взлетает в воздух и приземляется прямо на кровать. Очевидно, Пип думает, что бабуля позвала его обедать. Маленький обжора. Он падает на постельное белье и скользит на животе к лицу бабули. Удивленная, она открывает глаза и смотрит на него. Так они лежат – нос к клюву, клюв к носу. Будто у них безмолвный диалог, а я просто сторонний наблюдатель.
И я клянусь, прямо на моих глазах бабуля меняется, претерпевает настоящую трансформацию.
43
Вероника
Я так устала от всего, я готова уйти. «А то кто снес бы униженья века… цепь сердечных мук и тысячи лишений, присущих телу». Не я. Больше не я. Вряд ли кто-то назовет мою жизнь счастливой. Так зачем же цепляться за нее?
И все же.
Когда этот птенец пингвина как пушечное ядро приземляется на ваше растянутое на кровати тело и смотрит на вас своими сверкающими глазками, вы бросаете все свои дела, даже если эти дела – медленное умирание.
Его тело теплое, мягкое и такое круглое, он растянулся поверх одеял и давит своим весом мне на грудь. Прямо на сердце.
Мой мир уже довольно долгое время непрерывно колеблется. Но в этот самый момент он вдруг останавливается и замирает. Комната выглядит более четкой и яркой, я вижу ее удивительно ясно, как будто кто-то нарисовал все вокруг карандашом. В голове проясняется. Более того, боль исчезла. Я чувствую себя легкой и беззаботной.
Пип. Маленького птенца зовут Пип, я абсолютно в этом уверена. Пип, мой собственный, мой любимый пингвин. А неряшливый мужчина, маячащий позади, – Патрик, мой любимый внук.