Как полюбить себя, или Мама для Внутреннего Ребенка

А Любящая Мама во мне страшно переживает. Ее захлестывают бессилие и отчаяние; сердце рвется на части и обливается кровью от сострадания, от ужаса – ведь я не понимаю, почему она плачет, что ей не так, чего ей хочется. Это ужасно мучительно – видеть, как страдает такая малышка и совершенно не понимать, как ей помочь.

Но у малышки есть мама. Она берет дочку на руки и начинает укачивать, разговаривать с ней. Рассказывает ей, что происходит, объясняет, успокаивает, утешает. Видя это, я не могу сдержать слез. И сейчас, вспоминая это, я плачу. Мое сердце дрожит и трепещет, когда это переживание проходит сквозь него. Это не слезы горечи или боли. Скорее, облегчения и счастья, но и еще чего-то – пронзительного и непередаваемого.

Ужасно нужно, совершенно необходимо, чтобы мама была рядом. Но не просто, а как Человек рядом с Человеком. Пока мама воспринимает меня как объект, меня нет как личности; я остаюсь объектом. И очень страдаю от этого.

Придя вечером домой, я пытаюсь рассказать своей маме о встрече с этой удивительной девочкой, так меня поразившей. Мама, как обычно, не может меня понять. Я начинаю ей говорить о своем ощущении бессилия и бесполезности в моменты, когда не знаю, чего хочет бедная малышка, отчего она плачет так, что сердце мое разрывается. Моя мама, вырастившая четырех собственных детей и иногда попутно воспитывавшая еще нескольких, не понимает моих затруднений.

– Эка невидаль – младенец. Плачет – значит, либо голодный, либо мокрый, либо болит что-то.

Для нее младенец – это просто объект с набором функций, которым легко управлять. Несколько кнопок – «сменить подгузник», «дать бутылочку»…

– Подумаешь, плачет. На то они и младенцы, чтобы плакать. Покричит, устанет и замолчит.

Для меня эта девочка, да и любой другой ребенок – это живая душа, уникальная полноценная личность. С самого начала, с момента зачатия. Я абсолютно уверена, что даже в утробе матери дети все слышат, понимают, чувствуют. Я верю тем, кто пишет, что с ними можно и нужно разговаривать, рассказывать, объяснять.

Просто пока они маленькие, им очень трудно. Их не понимают; они зависят от взрослых вокруг, от своих родителей и тех, кто больше, старше, сильнее. Они не всегда могут донести свои потребности, желания, ощущения до тех, кто должен о них заботиться, но не всегда умеет делать это хорошо.

Для меня все гораздо сложнее. Мой Младенец убежден и дает мне понять, что малышка плачет не потому, что голодна, промокла или у нее что-то болит. А потому, что даже сейчас, в три с небольшим месяца, у нее есть свои страхи, переживания, горести и печали.

Ей столько пришлось вытерпеть – уже сейчас, пока она такая кроха. Врачи были вынуждены разлучить ее с матерью, едва она родилась. Стоило ей появиться на свет, и она уже перенесла разлуку с мамой. А еще – ощущение бесконечного одиночества и покинутости, боль и ужас операции. Теперь ей страшно, что мама может уйти и никогда не вернуться. Как хорошо я знаю это чувство!

Она любит, чтобы мама стоя качала ее на руках, желательно держа вертикально. Она пытается заснуть, но все время просыпается – настолько чутка и тревожна.

И мне приходит даже не мысль, а ощущение: ведь это гарантия безопасности – пока мама стоит и качает ее, она не уйдет. Если мама сидит и держит меня неподвижно, то во сне ее легко спутать с колясочкой или кроваткой. Во сне трудно понять, держит ли меня мама на руках или я лежу совсем одна в кроватке. А быть одной смертельно страшно. Ведь могут прийти злые люди и причинить мне боль. Так уже было. И мамы не было рядом. Она не могла меня защитить. Поэтому маму ни за что нельзя отпускать, потому что очень страшно. Надо, чтобы мама стояла и сильно меня качала, тогда можно заснуть и быть уверенной, что мама здесь.

Как ужасно, как больно и горько, что такая маленькая девочка уже сейчас столько перенесла. Она такая чудесная и никому не сделала ничего плохого, но уже знает и боль, и ужас, и одиночество. И потому горькими слезами плачут мои глаза и душа.

Но ей и несказанно повезло. У нее чудеснейшие родители. О таких родителях можно только мечтать. Они так любят ее, видят, слышат, пытаются понять. Они так переживают за нее, заботятся о ней. Они оба ходят на терапию, чем вызывают мое безграничное восхищение, особенно папа. Ведь мужчина, который ходит на терапию – это такая редкость. Мужчинам гораздо сложнее, ведь они должны быть сильными, соответствовать стольким требованиям нашей культуры. Он так верит в своих дочку и жену, так поддерживает их обеих. Заботится, защищает. Он рядом, на него можно опереться.

Ее мама тоже вызывает мое бесконечное восхищение. На мой взгляд, она истинный герой. Я преклоняюсь перед ее отвагой, мужеством и честностью, ее безграничной любовью и преданностью своей маленькой дочке.