Как повергнуть герцога (СИ)

Когда Люси остановилась перед ней, Аннабель охватило неприятное предчувствие.

— Аннабель. Я оставила за тобой герцога Монтгомери.

Каждый волосок на теле Аннабель встал дыбом.

— Ты же сказала, что я должна только составить на него досье.

— Да, но это было до того, как он проникся к тебе симпатией.

Она замерла.

— Что ты имеешь в виду?

— Насколько я понимаю, вы вместе совершали прогулки, он пригласил тебя на рождественский ужин и на новогодний приём, — перечислила Люси, загибая свои изящные пальчики. — Он явно прислушивается к твоему мнению, так что ты — наша лучшая кандидатка.

Действительно логично. Не поспоришь.

Прошло десять дней с тех пор, как она покинула Клермонт, но при одном упоминании имени герцога сердце Аннабель начинало гулко биться о рёбра.

— Если мне не удалось убедить его раньше, то и сейчас вряд ли получится, — сказала она.

— Ты напрямик попросила его внести поправку, и он ответил отказом?

Самое время солгать.

— Мы не обсуждали ничего конкретного, но насколько я могу судить…

— Тогда мы должны попытаться, — сказала Люси и сунула ей в руку листок. — Не посеешь — не пожнёшь. Когда я договорилась о встрече с его секретарём, то думала послать леди Мейбл, но сомневаюсь, что герцог будет возражать против изменения в планах.

На листке был указан адрес и дата: приёмная в Палате лордов, послезавтра.

Сердце в груди сделало медленный, головокружительный кульбит.

— Я не смогу пойти.

Люси нахмурилась.

— Почему?

— Мне нужно написать два эссе.

Люси скептически на неё посмотрела.

— Мы шли к этому моменту в течение нескольких месяцев. Ты сама предложила включить герцога в наш план, и теперь он является одной из ключевых фигур. Как эссе может стать препятствием?

В комнате воцарилась напряжённая тишина. Хэтти выглядела слегка смущённой. Катриона усердно изучала ковёр.

О, как же ей хотелось рассказать подругам всё, что произошло между ней и Монтгомери. Правда, после этого они точно станут её бывшими подругами.

— Я пойду на встречу, — пробормотала она.

Люси перестала хмуриться.

— Я пойду, — повторила Аннабель. — Сделаю, что смогу.

В судный день из-за низко нависавших туч, которые затянули небо на прошлой неделе, наконец-то выглянуло солнце. Его яркие тёплые лучи ободряюще ласкали лицо Аннабель, пока она шла к платформе. У неё всё получится. За последние годы Аннабель в совершенстве овладела навыком притворного безразличия, могла даже заставить себя на самом деле почувствовать полное равнодушие. Конечно, она будет вести себя вежливо и… внезапно Аннабель наткнулась на что-то мягкое и благоухающее дорогим парфюмом.

— Прошу прощения, — машинально извинилась она.

Молодая леди бросила на Аннабель сердитый взгляд. Норковый мех на её шубе переливался на солнце, словно опал, а сквозь распахнутые полы был виден каскад бесценных белоснежных кружев.

Громко хмыкнув, леди демонстративно отвернулась.

Аннабель прикусила губу. На ней было её старое пальто, которое придавало ей вид девушки из низшего сословия. Она бы с удовольствием надела новое, но Монтгомери, вероятно, воспримет это как приглашение. Одному богу известно, почему Аннабель не могла расстаться с этим предметом верхней одежды, на деньги от его продажи она могла бы прожить месяца два.

Все скамьи в вагоне уже были заняты, и ей пришлось усесться на единственное свободное место в узком пространстве между стеной и дородной матроной, у которой на коленях лежал большой пеньковый мешок и подозрительно шевелился. До Аннабель донеслось жуткое смешение запахов шерстяного жира и дыма с лёгкой примесью навоза.

Она задержала дыхание. Это был привычный запах для Чорливуда, и, очевидно, Аннабель перестала быть к нему невосприимчива. Пеньковый мешок начал кудахтать.

"Я могла бы путешествовать первым классом". Она могла бы носить платье с кружевной отделкой и меховую шубу. На деньги Монтгомери Аннабель, вероятно, могла бы позволить себе каждый сезон полностью обновлять гардероб, покупать дома. Ей больше не пришлось бы беспокоиться ни о еде, ни об одежде. Всё, что нужно сделать, просто раздвинуть для него ноги.

Её бросило в жар от гнева, стыда и желания. Главным образом, от желания. Потому что, очевидно, её предательскому телу было плевать на то, что Аннабель больше не могла позволить себе питать чувства к герцогу. Оно жило собственной жизнью и, судя по всему, хотело, чтобы Аннабель оказалась под Монтгомери, обхватив лодыжками его бёдра, пока он… она чуть не влепила себе пощёчину. Женщина с мешком подозрительно на неё покосилась.

И всё же жар не покинул самых интимных мест.

Так вот, значит, что такое искушение, оно не представлялось чем-то отвратительным, незначительным или невинным, нет, оно являлось в облике восхитительных чувств и ощущения абсолютной правильности происходящего, даже когда это было совсем не так. Вот зачем человеку нужны принципы. Жаль, что в нужный момент, принципы Аннабель её подвели.

Когда она вошла в его кабинет, Монтгомери чуть ли не вскочил со стула. Что могло показаться забавным, если бы один его вид не причинил Аннабель боль, сравнимую с настоящим ударом в грудь. Ей тут же перестало хватать воздуха.