Как повергнуть герцога (СИ)

— Мисс Арчер. Пожалуйста, проходите.

Его знакомый голос окатил её, словно прохладной родниковой водой.

Во рту внезапно пересохло.

— Ваша светлость. Я знаю, что вы ожидали встретиться с леди Мейбл, надеюсь, вы не возражаете, что вместо неё пришла я.

— Нисколько, — иронично ответил он.

Откуда ни возьмись появился пожилой секретарь и помог Аннабель снять пальто.

Несмотря на строгое платье с высоким воротом, она чувствовала себя обнажённой. Монтгомери окинул её своим ястребиным взглядом, который тут же посуровел, отметив, что лицо Аннабель вновь осунулось.

Он вышел из-за своего внушительного стола.

— Оставь нас, Карсон.

Аннабель хотела было возразить, но секретарь поклонился и быстро поспешил к выходу.

Теперь они остались наедине.

Монтгомери подошёл ближе. Он был, как обычно, одет с иголочки, его тёмно-серый костюм и жилет подчёркивали белизну рубашки и светлые волосы. Нет, он не потерял ни капли своей привлекательности.

Её внутренности скрутило от ужаса.

— Спасибо, что нашли время встретиться с Национальным обществом женского избирательного права, ваша светлость, — сказала она.

Монтгомери остановился, обдумывая всё, что она хотела донести этим заявлением. Затем он указал на стул напротив стола.

— Принимать просителей — мой долг. Пожалуйста, присаживайся.

Она села и деловито достала ручку и крошечную записную книжку из ридикюля, лежащего у неё на коленях. Когда Аннабель, наконец, посмотрела на Монтгомери, его взгляд был подозрительно мягким.

Это должно было её насторожить.

— Я не стану выступать за поправку, — сказал он.

Она моргнула, словно он бросил ей что-то в лицо.

— Не будешь?

Из всех сценариев, которые она проигрывала в голове, этот не приходил ей на ум.

Он покачал головой.

— Но… почему ты согласился с нами встретиться?

Уголки его губ приподнялись, и тут она поняла, что перешла с ним на ты и задаёт вопросы, на которые случайный проситель никогда бы не осмелился. О, чёрт бы его побрал.

— Я не буду выступать за поправку, — сказал он, — но могу дать тебе имена членов парламента, на которых стоит сосредоточиться и посоветовать, как улучшить вашу кампанию в целом.

Она попыталась собраться с мыслями.

— Ты не станешь голосовать в нашу пользу, но готов помочь?

— Я не против поправки в принципе, Аннабель.

Её посетила чудовищная мысль.

— Значит… это личное?

Последовала недолгая пауза.

— Думаешь, я затаил обиду, потому что ты отвергла моё предложение.

Аннабель смогла только кивнуть.

Он провёл рукой по лицу.

— Ты действительно так считаешь? Вряд ли бы это польстило нам обоим.

— Я не знаю, что и думать.

— В данный момент не в моих интересах поддерживать вашу поправку во всеуслышание, — ответил Монтгомери, и Аннабель поняла, что это было его последнее слово.

От разочарования в горле образовался комок. Почему-то его отказ показался ей личным предательством.

Она поднялась на ноги, обязав его сделать то же самое.

— Прискорбно, — сказала Аннабель и добавила: — Я считала тебя справедливым человеком.

Его лицо стало непроницаемым.

— Так и есть, — холодно ответил он.

— Тогда, может быть, ты объяснишь мне, — проговорила она, — где здесь справедливость, если мой совершенно бестолковый кузен командует мной только потому, что он мужчина, а я женщина? Разве справедливо, что я владею латынью и греческим не хуже любого мужчины в Оксфорде, и всё же мои уроки проходят в помещении над пекарней? Почему мужчина имеет право заявить мне, что мой мозг работает неправильно, хотя главным достижением в его жизни является статус при рождении? И почему я должна умолять мужчину, чтобы он помог мне, и я тоже смогла голосовать за законы, по которым живу всю жизнь.

Её голос стал взволнованным и резким. Она сжимала в кулаке ручку, словно кинжал. Аннабель разозлилась сверх всякой меры, в ушах стучала кровь. Монтгомери смотрел на неё с невозмутимым выражением лица, и ей захотелось взять блестящее пресс-папье и швырнуть об стену, просто чтобы услышать, как оно разобьётся.

— О нет, ты этого не сделаешь, — сказал он и не успела она моргнуть, как Монтгомери оказался перед ней, зажав между собой и столом.

Она враждебно на него посмотрела. Близость Монтгомери должна была бы рассердить Аннабель, но до неё донёсся его знакомый, волнующий запах, и решимость пошатнулась. Сквозь пелену гнева начала просачиваться гнетущая тоска.

Рука, в которой она сжимала ручку, безвольно опустилась.

Монтгомери издал успокаивающий звук.

— Так-то лучше, — сказал он.

— Что лучше? — настороженно уточнила она.

Монтгомери отступил на шаг назад.

— Ты говоришь то, что думаешь, — сказал он, — а не притворяешься.

— Уверяю тебя, я не притворялась, — сухо проговорила она.

— Не пытайся сделать из меня дурака, — парировал он.

— Я… — ничего не сказав, Аннабель закрыла рот.

Монтгомери прав. Она не была с ним честна.

Если бы он только знал, что до сегодняшнего дня в его присутствии она всегда чувствовала себя самой собой и была искренней в своих поступках, как ни с одним другим мужчиной прежде.