Регина подперла голову ладонью, не глядя на мать, холодно спросила:
– А ты, значит, обалденно честная и принципиальная?
– Мне особо нечего стыдиться, – фыркнула та, но насторожилась.
– Что ж ты не расскажешь своим беспринципным родственникам, как еще два года назад эстонское гражданство отхватила?
Все в изумлении уставились на Елену Антоновну. Она опустила глаза, принялась растерянно поправлять прическу.
– Так меня об этом никто не спрашивал, – произнесла она едва слышно.
– Как же ты сумела, Ленка? – спросил потрясенный Юрий Антонович. – Неужели экзамен сдала?
Елена Антоновна не ответила. Регина зло усмехнулась.
– Скорее эстонцы китайский освоят!.. Когда все началось, вам она мозги компостировала, орала, что как только Эстония отделится, всех русских сразу выгонят – так и нечего, мол, за их независимость голосовать. А сама на всякий случай получила карточку Конгресса Эстонии.
– Для твоего же будущего, дура! – процедила мать.
– Письмо в Москву о притеснении здесь русских тоже для будущего моего подписывала?
Елена Антоновна совсем растерялась.
– Ой, дура, – иных слов она не находила. – Ну и дура!
Юрий Антонович покачал головой, чавкая салатом, печально произнес:
– Ты, Ленка, завсегда хитрюжницей была. Но чтоб цепляться и за тех, и за других…
Елена Антоновна вскочила, лицо исказила едва скрываемая агрессивностью гримаса отчаянья.
– Да, мать вашу!.. Цепляюсь! Потому что здесь жить хочу! И никакая эстонская сволочь обратно в Россию меня не вытолкает!
– Да кому ты сдалась, училка второразрядная? – протянула Регина.
Елена Антоновна вздрогнула, на лице проступили красные пятна.
– Ты, дорогуша, как с голландцем своим связалась, больно наглой стала, – прошипела она. – Но не обольщайся: как с ним не склеится, вмиг свои дурости позабудешь и на коленях ко мне приползешь!
Регина одарила мать презрительным взглядом.
– Плевала я на деньги твои! – сказала, будто плюнула. – Да и не твои они вовсе – все твое хваленое богатство папой заработано.
Некоторое время Елена Антоновна, не мигая, смотрела на дочь, тщетно подыскивала достойный ответ-удар, потом отвернулась и, едва сдерживая слезы, стремительно вышла из гостиной. Зинаида Антоновна бросилась за ней:
– Куда ты, Лена?
Павел сунул в рот сигарету, взглянул на дядю.
– Александр Мень, человек блестяще эрудированный, почему-то утверждал, что животные, в отличие от человека, никогда не убивают представителя своего вида. Так это чушь. Крысы, например…
– Заткнись! – простонала Регина.
Павел пожал плечами, наконец-то закурил и протянул зажигалку дяде. Юрий Антонович вышел из оцепенения, отвергнув предложение племянника, с грустью констатировал:
– Не по-христиански получилось.
Регина изумленно посмотрела на него, отвернулась к телевизору и безнадежно покрутила пальцем у виска.
– О каком это голландце говорила Ленка? – озвучила, наконец, Илга Дайнисовна вертевшийся на языке вопрос.
Регина его проигнорировала. Может быть, и не услышала; мыслями она была очень далеко – в юности…
Ей было шестнадцать, Роме – семнадцать. Первая любовь. И какая! Все началось в апреле, под музыку капели. После или вместо уроков они срывались в Кадриорг или на Штромку, бродили в душистых соснах, подставляли лица нежному весеннему солнцу. И целовались. Только не взасос – не дай бог предки что-нибудь заметят! После шли в кино. И снова целовались, даже взасос – черт с ними, с предками!
Потом был май. Как все цвело! Казалось, природа тоже влюбилась – наверное, в солнце. Все было по-прежнему замечательно. И даже лучше: они уже не дрожали при каждом соприкосновении и тонко чувствовали друг друга. Регина стала подумывать: а не пора ли им заняться настоящей любовью? После экзаменов.
Мать, понятное дело, заподозрила неладное еще в апреле. А к концу мая знала обо всем до мельчайших подробностей. Однажды вечером усадила Регину рядом и начала вправлять ей мозги: «Не сходи с ума, дорогуша. На кой тебе этот прощелыга?» – «Что ты, он замечательный!..» – «Сегодня. В школе и на улице. А ты знаешь, что он, два его брата и родители живут в двухкомнатной «хрущевке»?» – «Это-то при чем?» – «Да при том, что если он, не дай Бог, на тебе, дуре, женится, то поселится у нас!» – «Какая же ты!..» – «Благоразумная. Квартира – это еще полбеды. Слушай дальше…»
Через пару часов прекрасный цветок любви был изгажен. На всякий случай Регина побывала в гостях у жутко смутившегося Ромы; познакомилась с брюхатым и красноносым главой семейства – водителем говновозки, пообщалась с атлантоподобной мамашей – ремонтницей на железной дороге, полюбовалась, как славно умещаются в одной комнатке трое пацанов. Через день, выплакав все слезы, сказала бедному мальчику, что встречаться им больше не стоит.
На первой же вечеринке после экзаменов она напилась пива и вина и сделала то, что так долго откладывала. С каким-то Федькой, видела которого в первый и последний раз. Было больно и отвратительно. Придя домой, она впервые послала мать «на хуй». Потрясенная, та впервые не посмела поднять на дочку руку…